Девочка с луны

Мужчин отпустили, поскольку они являлись мексиканскими нелегалами, но Анжела не верила, что эти четверо были из Мексики. Обычные мексиканцы не ведут таких разговоров и мыслят иначе. Вряд ли мексиканцы считают Америку Великим Сатаной.

Она знала, кто так считал. Она видела в глазах этих людей, что они искренне презирают Америку. Они источали неподдельную ненависть.

Они собирались убить ее, так что не притворялись.

А еще она сомневалась, что предметы в том цеху имели отношение к мелиорации. В оросительных системах не использовались сотовые телефоны, детали сложной геометрической формы или провода, которые она доставила. Эти четверо были не теми, за кого себя выдавали. Они явно что-то замышляли.

У Анжелы промелькнула мысль позвонить властям — в ФБР или Службу нацбезопасности, — и сообщить о том, что видела. Но обвинения Джона Бабингтона все еще будоражили ее; она видела, что законы защищают преступников, а не жертв, и потому отбросила идею куда-то звонить.

Ее нарекут расисткой, ненавидящей людей за то, что они мексиканцы. Если доложит властям, то, скорее всего, сама навлечет на себя проблемы. Власти свяжутся с Бабингтоном, тот отмахнется от подозрений, а потом обвинит Анжелу в скрытом ношении оружия. Больше пугало, что он подкинет наркотики и обвинит в наркоторговле. Такому легко засадить в тюрьму кого-то вроде Анжелы, где ее заставят замолчать и все о ней забудут.

Она вспомнила о своем правиле: не жди добра от общения с властями и доверия к ним, какими бы они ни были.

Анжела взяла телефон и позвонила Барри. Он ответил после второго гудка.

— Барри, это Анжела. Ничего, если я сегодня не приду?

— Что-то случилось?

— Ерунда.

— Не ерунда, я же слышу по твоему голосу. Что не так?

Анжела прочистила горло:

— Я только что узнала, что обвинения против четырех напавших на меня мужчин были сняты.

— Что? Бред какой-то. Какого черта? Кто снял обвинения?

— Помощник окружного прокурора. Джон Бабингтон.

Барри раздраженно выдохнул:

— Ничтожество. Ты знаешь, что когда Бабингтон баллотировался на эту должность, он приходил в бар и просил взнос на предвыборную кампанию?

— Нет, ты не говорил мне.

— Ну, было дело. Он сказал, что будет неплохо, если я сделаю взнос в его кампанию и поддержу его жесткую позицию в отношении правопорядка. Посоветовал помочь ему в избрании, так как в случае его проигрыша пройдет какое-то время до присяги нового человека. А через стол помощника окружного прокурора проходит много обвинений против баров, и ему, возможно, придется заняться ими в качестве последней обязанности перед жителями штата. Я ответил, что ничего не смыслю в предвыборных кампаниях, и спросил, ну какую сумму взноса он рассчитывает. Знаешь, сколько запросил этот говнюк?

— Сколько?

— Он сказал, что рассчитывает на полторы тысячи долларов. Полторы штуки баксов!

— Значит, ты сделал «взнос» в его кампанию.

— Проклятье, именно так. Я способен распознать шантаж. Иногда, даже когда требования несправедливы, ты должен делать так, как лучше для тебя. Понимаешь?

Костяшки пальцев Анжелы, сжимавших руль, побелели.

— О, определенно.

Он какое-то время молчал.

— Анжела, прости, что жалуюсь на такую мелочь, которую даже не сравнить с тем, как этот гребанный говнюк поступил с тобой. Слушай, сегодня посетителей немного. Возьми отгул на сегодня... нет, даже до конца недели. Ты выбита из колеи. Дьявол, у меня у самого подгорает, хотя это произошло не со мной.

— Спасибо за понимание, Барри. Я позвоню тебе через несколько дней, обсудим график работы.

Повесив трубку, Анжела набрала номер, от которого было уже полдюжины пропущенных вызовов.

— Привет, это Бетти из хосписа, — сказала женщина на другом конце линии.

— Привет, Бетти. Это Анжела Константайн.

— Анжела! Я никак не могла до тебя дозвониться.

— Я знаю, но кое-что произошло.

— Что такого важного могло случиться, что ты не...

— На меня напали четверо мужчин. Они изнасиловали меня, избили и оставили умирать. Я лежала в больнице.

Ее недовольный тон сменился извиняющимся:

— Господи! Я понятия не имела! С тобой все в порядке? Прости, что названивала…

— Не беспокойся. Послушай, Бетти, я звоню, потому что мне нужно кое-что узнать от мамы.

Повисла пауза.

— Ей становится все хуже, понимаешь? Она то с нами, то уходит в себя. Похоже, она больше не в состоянии говорить по телефону.

— Ничего страшного. Я и не ждала, что она сможет поговорить со мной. Просто спроси у нее кое-что. Это очень важно. Мне нужна фамилия парня, который когда-то приходил к нам в дом. Его зовут Нейт. У его фамилии иностранное звучание, но я не могу вспомнить. Ма должна помнить его — она всегда говорила, что он милый и ей хочется ущипнуть его за задницу. Он приходил к нам, пока не сел в тюрьму за непредумышленное убийство.

— Нейт. Попал в тюрьму за непредумышленное убийство. Какой ужас. Хорошо, подожди, я сейчас спрошу. — Ее не было довольно долго. Наконец она вернулась к телефону: — Это было непросто. У нее тяжелые времена, понимаешь?

— Я знаю.

— Но она вспомнила его. Его зовут Нейт Дренович.

Анжела щелкнула пальцами.

— Точно. Спасибо, Бетти. Прости, но мне нужно бежать.