Вернулись к окну Саша, Егор Кузнецов и Мишка Котов. Их тоже изумило, с какой быстротой и ловкостью взобрался к ним наверх этот совсем уже немолодой дядя.
— Вот это вы здорово! — уважительно сказал Саша, протягивая Николаю Андреевичу руку. — Это Танин отец, — поясняя, оглянулся он на ребят. — Как же это вы, а? Тут ведь знать надо, где куда лезть.
— А я и знаю! — странно молодым голосом отозвался Николай Андреевич.
Таню изумил этот звонко зазвучавший голос отца. Изумил и обрадовал. Такой вот голос помнился ей из прежних лет. Такой вот самый, звонко-молодой голос.
— Вас ещё и на свете не было, ребята, — оживлённо говорил наверху отец, — а я уже тут все углы облазил. А вы как думали? Думали, что мальчишечье племя только с вас началось? Ну, давай лапу, и посыпались вниз! — Отец протянул Васе руку, и тот сразу же доверчиво ухватился за неё.
Отец смело выпрямился и прыгнул, подхватив мальчика, на смутно видневшийся под ногами тюк. Потом на другой, на третий, и вот уж — Таня только глаза успела разжму-рить — они и на земле, и рядом с ней — отец и Вася.
А следом за ними, точно так же отчаянно прыгая, спустились на землю Саша, Егор Кузнецов и Мишка Котов.
— Какие же вы молодцы! — вырвалось у Тани.
Она подбежала к отцу и прижалась к нему, совсем не стыдясь ребят, хотя не могла не знать, что такие вот нежности им не понравятся. Но ведь это был не просто там ка-кой-то родитель, а был это смелый и весёлый человек, который только что не хуже самого Саши влез на балку под потолком, а потом ловко и смело «ссыпался» вниз. И ребята не осудили её порыв и, похоже, отнеслись к тому, что девчонка обнимается у них на глазах с отцом, как к должному. Саша даже сказал одобрительно:
— Чего ты удивляешься, он же у тебя знаешь каким спортсменом был? — Саша подошёл к Николаю Андреевичу и. подравнявшись с ним, померился ростом. — Да, рост! А вы ещё играете в волейбол?
— Иногда! — всё тем же молодо оживлённым голосом отозвался Николай Андреевич.
Ему здесь нравилось. Он чуть запыхался от своих полётов и чуть-чуть внутренне уже усмехнулся сам над собой, но радостное возбуждение, пришедшее к нему, и какая-то внезапная умиротворённость не оставляли его.
«Правильно сделал, что приехал! — подумалось вдруг. — Дочку хоть поглядел. Славная. Нет, не потому, что я отец, а потому, что это так, — она у меня хорошим человеком растёт. Художница? Да неужели?! В тебя?.. А ты-то кто?..»
Последняя мысль словно зажгла внутри него огни и помогла заглянуть в какие-то самые-самые глуби свои. Что-то внезапно нашло, нахлынуло, вспомнилось, дотронувшись будто пальцем до сердца.
Николай Андреевич оглянулся удивлённо, увидев разом трухлявые стены и свалявшуюся паклю, услышав разом запах тлена и пыли, и заспешил, увлекая Таню, к выходу.
— На воздух, на воздух! И что это вы тут делаете, ребята, в этакой духоте?
Саша решительно заступил ему дорогу.
— Другому бы не показал, а вам покажу. — Он обернулся к друзьям. — Покажем, а? Да я и Тане обещал.
— Ну-у-у! — недовольно протянул Мишка Котов. — А говорил — тайна.
— Тайной и останется! — быстро проговорила Таня. — Ты, что же это, Мишенька, забыл, что я про все ваши тайны знаю? Ну скажи, проболталась я хоть раз, скажи?
— Раньше этого не было, — уклончиво ответил Котов. — А теперь, глядим, ты в сторону подалась.
— Это ты из-за Черепанова, да?
— А что, пара он тебе, компания? Он в нас, если хочешь знать, из ружья в своём саду стрелял. Убить мог.
— Когда стрелял?! — вскинулась девочка. — Что ты болтаешь?
— Не болтаю, а правду говорю, — с несвойственной ему серьёзностью отчеканил слова Мишка. — Ну, залезли мы к нему в сад — подумаешь, невидаль какая! Так уж надо и палить? Из обоих стволов? Прицельно? А хочешь, я тебе три дырки на пиджаке покажу от его дроби?
— Покажи, — сказала Таня, с такой поспешностью шагнув к Мишке, что даже запнулась.
Но тот лишь шутейски развёл руками:
— Дома пиджак-то. Вот пойдём мимо — покажу. Да ты что, не веришь мне? Так спроси у ребят.
— Правда стрелял?
Таня испытующе и очень серьёзно повела глазами по лицам своих товарищей, задержалась взглядом на Васе. Он-то ей неправду не скажет. Либо промолчит, если дал слово ребятам молчать, либо уж выложит всё, как есть.
— Стрелял, — мрачно проговорил Вася. — Злобный он у
тебя. В саду ещё ничего не созрело толком, а уж он палит. И, знаешь, настоящей дробью. Листья так и посыпались.
— А зачем тогда лезли, если ничего не созрело? — осведомился Николай Андреевич, всё это время с интересом слушавший разговор ребят.
— Для разведки, — басовито-ломким голосом пояснил степенный Егор Кузнецов. — Мы думали, что сейчас он не караулит.
— Да, обстоятельные вы ребята, — усмехнулся Николай Андреевич. — Всё, значит, согласно военной науки?
— А как же! — кивнул Егор. — Знакомство с местностью — первое дело. Учтите, у него там засады, ловушки.
— Он не смел стрелять, — сказала Таня. — Он не смел!..
Николай Андреевич быстро оглянулся на дочь. Его поразил её голос, не по-детски вдруг горестный и с какой-то жёсткой, непрощающей нотой.