Читаем Девочка, которая проглотила облако размером с Эйфелеву башню полностью

Разумеется, пришлось внести кое-какие изменения, чтобы превратить бывший завод «Рено» в буддистский храм; особенно это касалось сборочного цеха, где агонизировала куча железных монстров. Но с помощью кармы все это стало возможным. Автомобильные остовы превратились в свирепые пенчингболы, на которых монахи отрабатывали боевые приемы, а склад стал гигантским тренировочным залом в духе Nakeshi’s Castle — японского аналога форта Бойяр, где противники должны были пробежать по круговой дорожке, полной всяческих препятствий и намыленных дощечек.

— Подождите здесь, сейчас придет ваш инструктор.

С этими словами первый монах, а за ним Пинг и Понг на цыпочках вышли из зала через потайную дверцу.

Провиденс осталась одна, и тут ее снова одолели сомнения. Она спросила себя, насколько все это серьезно? В какую еще сомнительную историю она впуталась?

Молодая женщина взглянула на часы. 14:00. Она уже потеряла все утро и теперь, кажется, теряет остаток дня на какую-то ерунду. Неужели она тоже принимает мушку за остров?

Но кто знает, кто знает…

Ведь и остров мог оказаться вполне реальным. Да… Если бы ей все удалось, если бы ее мечта осуществилась, это было бы прекрасно. Прекрасная история. История матери, научившейся летать, как птица, чтобы встретиться со своей больной дочкой по ту сторону Средиземного моря. Или… попавшейся в криминальные китайско-сенегальские сети мошенников из Версаля.

И все же Провиденс продолжала надеяться. Ну должна же быть какая-то причина, чтобы с ней столько всего стряслось в этот день. И он не мог окончиться неудачей. Это просто невозможно!

Провиденс огляделась. Повсюду виднелись красивые китайские иероглифы, выписанные черной тушью на больших постерах, ширмы из резного дерева, страшенные копья из кованого железа, прислоненные к стене. И во всем помещении витал настойчивый запах риса с лимонным соком. Он напомнил ей, что она не ела с раннего утра. Если на земле и живет кто-то, способный научить ее летать, она найдет его только здесь. Она была убеждена, что тибетские монахи — которых она путала с монахами Шаолиня — были единственными, кто действительно способен левитировать. Когда-то она видела на канале «Арте», в самый глухой поздний час, репортаж об этом странном феномене. С помощью медитации им удавалось повелевать своим телом и даже нарушать законы физики. Их тела подчинялись только разуму. Она увидела тогда потрясающие демонстрации этого явления. Монахи спали, стоя на голове или опираясь всего лишь на мизинец. Они получали удары ногой в мошонку, не моргнув глазом. Они ходили босиком по раскаленным углям и ломали толстенные палки одним ударом локтя. И все это без малейших усилий, с недрогнувшими лицами. Если они могли проделывать такое, значит, без сомнения, могли взмахнуть руками и полететь. Ведь поднялся же Чан над полом у нее на глазах.

С той минуты, как она вошла в зал, до нее непрерывно доносились отдаленные звуки какой-то тягучей мелодии. Но то ли она уже привыкла к тишине, то ли кто-то слегка увеличил громкость — этого она не могла бы сказать, — музыка становилась все слышнее и слышнее. Нет, вряд ли, — она, конечно, ошиблась. Видно, это голод играл с ней злую шутку.

Где-то в дальнем конце монастыря звучала еле различимая мелодия, которую вели скрипки; она была как две капли воды похожа на «Беднягу» Хулио Иглесиаса. Прислушавшись, Провиденс действительно узнала сладкий голос звезды испанской эстрады. Однако что-то было не так. Испанец не пел, а скорее мяукал. Причем как-то прерывисто. Точно большая кошка, которой прищемили хвост дверью крупного парижского супермаркета в день распродажи. Однако вскоре почтальонша поняла, в чем дело: Хулио вовсе не мяукал — он просто пел по-китайски. И следующий куплет это подтвердил. Исполнялся именно «Бедняга», в этом сомневаться не приходилось.

«Не может быть», — подумала Провиденс. Неужели тибетские монахи слушают Хулио Иглесиаса? Откуда же они о нем знают? Разве философия этих людей не заключается в том, чтобы жить на обочине современности и общества? Как, например, живут амиши, к которым в «Свидетеле» попадает Харрисон Форд. Она попыталась убедить себя, что это просто наваждение, но с каких это пор голод стал вызывать у нее слуховые галлюцинации?

Из ступора ее вывел другой странный звук — шлепанье мокрых ног по татами. Обернувшись, она увидела, что к ней подходит приземистый монах атлетического сложения, ни в чем не похожий на троих прежних. Черное кимоно, короткие рыжие волосы и бородка того же цвета. Монах-инструктор напоминал Чака Норриса в азиатском варианте.

Под его рыжей бородой скрывалось костистое лицо, а вся фигура казалась высеченной из цельной гранитной глыбы. Ни рот, ни глаза не выдавали его чувств.

— Я — Мэтр-40. Но вы можете называть меня Чу Нури.

Чу Нури? Провиденс приняла было это за шутку, но, судя по виду этого человека, он был не расположен шутить. И она предпочла смолчать, подозревая, что этот самый Чу может одним щелчком заставить ее сделать тройной оборот вокруг своей оси, даже не дотронувшись до ее кружевных трусов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное