Девочка, которая любила играть со спичками

Сырость, постоянно и непрестанно исходящая из земли, уже сделала свое мокрое дело с частью словарей, провела уже свою долгую, неспешную и неумолимую работу, поразив их плесенью, влажность гложет все наши владения, и словари гибнут естественной смертью, как и все остальное, гниение все доканывает, оно свое дело знает туго! Меж стопок книг, так наши словари на самом деле называются, надо расчищать проходы, они выше нашего с братом роста, и, поскольку нам неведомы диковинные земли рыцарей и иисуса, такое хождение среди словарных курганов до последнего времени приводило меня в самое пьянящее возбуждение на этой планете, если не считать тех кратких минут, что мы провели вместе, и ты снизошел до того, чтобы прижать меня к груди, пока язык мой блуждал по лику твоему, о, доблестный мой рыцарь, и тех мгновений, когда я танцую с моими бликами света, о чем я расскажу дальше. Не было и речи о том, чтоб лошадь следовала за нами, всему есть свои пределы. Я запретила ей это одним взглядом, и она осталась стоять на пороге, являя собой жалкое зрелище с разноцветными своими глазами. Лошадь обделена лишь даром речи, но даже это зависит от того, что вы называете речью. Мы с братом уселись на какие-то старинные подушки, покрытые бархатными гардинами, которые, очевидно, в те славные дни, когда нас и в проекте не было, украшали высокие окна библиотеки с разбитыми стеклами, откуда сюда задувает ветер, порой несущий град и вихрящиеся тучи снежинок, эти подушки, покрытые старыми бархатными гардинами, служили мне постелью, когда я не спала под звездным небом, о чем, мне кажется, я уже писала. Я стала рассказывать брату о том, что произошло в селе, смотрите выше, опуская тем не менее некоторые эпизоды, которые, в соответствии с моими представлениями о приличиях, могли показаться непристойными, и вопросы, которые он мне задавал, были такими странными, он в таких подробностях вдавался во многие детали, причем детали настолько незначительные, что временами я даже не знала, что ему ответить, и заняло это целых тридцать-шестнадцать дождливых дней, но в конце концов он все-таки ухватил суть дела, которую я заставляла его повторять, как урок, чтобы вполне убедиться в том, что он уяснил себе суть той передряги, в которую мы попали. А после этого он смолк, будто воды в рот набрал. Он взял бутылку чудесного вина, потому что отец, бог знает, почему, всегда настаивал, чтобы вино хранилось в библиотеке, и стал братец пить вино из горлышка, уставившись прямо перед собой таким взглядом, будто принимает серьезные решения со всеми вытекающими из них последствиями. Я-то знаю, как вино может ударить в голову, и мне казалось, что теперь для этого был не самый подходящий момент.

— Сегодня не пятница, когда умер иисус, — строго сказала я.

— А откуда об этом знать господину в юбке? — огрызнулся он, полагая, что это его замечание поставит меня в тупик.

— Ну, ладно, тогда скажи мне, прежде всего, где же козел? Кроме того, пятница, когда умер иисус, всегда наступает в то время года, когда лед на пруду начинает таять.

Говоря это, я в дцатый раз повторила себе, что господь не мог пожаловать такую награду, как смерть в назначенный день каждого года. Если бы это случилось со мной, а очередь моя, как ни крути, все равно раньше или позже подойдет, я не буду здесь ходить вокруг да около, я, как отец, разберусь со всем одним махом.

Братец пожал плечами, будто хотел показать, что это ему как прошлогодний снег. Меня так и подмывало сказать ему, что сейчас нам не время как свиньям кататься по полу, давясь от смеха, как мы всегда делали, следуя папиному примеру, когда накачивались чудесным вином, но он мне в ответ сказал такое, от чего всю меня просто передернуло, вы знаете, что он мне заявил?

— Забирай-ка ты свои опухоли и отваливай отсюда, чтоб духу твоего здесь больше не было!

Забирай-ка ты свои опухоли и отваливай отсюда, чтоб духу твоего здесь больше не было, вот какой привычной любезностью наградил меня братец — а ведь пока я тебя не встретила, он был единственным на всей земле существом, которого хотела полюбить маленькая козочка. Но, знаешь, когда я была с ним, у меня не возникало и тени желания, чтобы он растянулся у меня на спине, причем совсем не потому, что у него и в мыслях этого не было, если тебе понятно, что я имею в виду. Иногда я себе говорю, что если причиндалы не отваливаются, можно делать все, что в голову взбредет, но стоит пропасть естественному, как все оборачивается ужасом. Тьфу. Хотя, может быть, это рыцарские словари мне так голову вскружили, внушили мне, что здесь, во владениях наших, от такого типа любви можно ждать чего-то возвышенного.

Я оставила брата в мрачном одиночестве размышлять над его тайными планами.