Некоторое время Леля стояла перед закрытой дверью. Потом вздохнула, сама себе сказала: «Наказали!» — и побежала вниз по лестнице.
Потом, что бы ни говорили Инге, как бы ни объясняли ей смерть матери, девочка думала: мама вернется! Она внушала это и папе.
Но в конце того дня вдруг стало неимоверно темно. Убежали девочки в желтых платьях. Остались одни черные веточки.
2
Вы когда-нибудь слышали, как на повороте плачут трамваи? Это рельсы больно жмут колеса, как тесный ботинок ногу. Вы замечали, как усталый троллейбус крепко держится за провода маленькими железными кулачками? Боится оступиться и упасть, потому и держится. Вы обращали внимание, как моргают фары автомобилей, словно в глаз попала соринка?
Инга шла осенней улицей и замечала то, мимо чего множество людей проходило спокойно и равнодушно. Машины, трамваи, троллейбусы становились похожими на живые существа. Мимо, глухо щелкая языком, подобно озорному мальчишке, промчался мотоцикл. На башне с часами ударил колокол. Может быть, он отбивал не время, а сокрушенно звал домой отказавшийся повиноваться мотоцикл? Инга перешла на другую сторону. Она не заметила, как за ней увязалась девушка в куртке с капюшоном, в клетчатых брючках, с сумочкой, висящей на плече, словно у кондуктора трамвая. Эта девушка тайком рассматривала Ингу и шла за ней, как следопыт. Только у ворот дома она окликнула Ингу:
— Девочка, подожди!
Инга остановилась и непонимающе посмотрела на клетчатые брючки и кондукторскую сумку. Еще она заметила бесцветные волосы и широкий носик, белый от пудры, а может быть, озябший.
— Хочешь сниматься в кино? — Девушка улыбнулась, и носик стал еще шире.
— Нет, — ответила Инга.
— Не хочешь? — Лицо у девушки вытянулось. — Все хотят, а ты не хочешь? Шутишь!
— До свидания, — сказала Инга, но от девушки из кино не так-то просто было отделаться.
— Подожди. Давай познакомимся.
На всякий случай — вдруг убежит — она взяла Ингу за руку.
— Ты, главное, не волнуйся… Не сразу же снимаются. Мы тебя сначала попробуем.
— Не хочу, чтоб пробовали!
Инга представила себе, как пробуют на вырез арбуз. И как на базаре пробуют творог. Мама всегда пробовала. Инга захотела убежать, но девушка крепко держала ее за руку. Теперь она говорила мягко, просила:
— Не убегай, пожалуйста! Ты даже не представляешь, какая тебя ждет роль! Я два месяца тебя искала!
— Меня? — удивилась Инга.
— Ну, конечно, тебя. Новые туфли сносила. Видишь?
В доказательство девушка показала свои сношенные туфли. Их невозможно было представить себе новыми.
Инга молчала.
— А не захочешь сниматься — не будешь. Ты только приди… а потом как хочешь. А то Карелин скажет, что я зря целых два месяца бегаю… У тебя есть что-нибудь пожевать?
Инга удивленно посмотрела на девушку, протянула ей портфель, из которого торчал батон, и девушка ловко отломила горбушку.
— С утра ничего не ела. — Теперь она говорила с полным ртом. — Тебя как зовут?
— Инга.
— Хорошее имя, — заискивающе сказала девушка. — А меня зовут Вика… Виктория Сергеевна.
Вика жевала булку, а Инга мучительно думала, как ей избавиться от этого кино. И тут она вспомнила Лелю. Подружка пришла ей на помощь.
— У меня есть подруга Леля, — сказала она. — Знаете, какая она красивая! Позвать?
Но Вика как бы не расслышала Ингиных слов, она повторяла свое:
— Будешь сниматься вместе со знаменитыми артистами, с лауреатами. Усекла?
Инга молчала. Не «усекла».
— Соглашайся, Инга, — не сдавалась Вика. — Я ведь два месяца бегала.
Инга снова взглянула на стоптанные туфли, они как бы подтверждали: бегала! Девушка из кино не дала ей опомниться, она воскликнула:
— Прекрасненько!
Решительно открыла свою кондукторскую сумку, словно хотела дать Инге билетик. Но вместо билетика дала ей бумажку с адресом студии.
— Держи. Завтра в пять часов будь на студии. Только не подведи. Ты же типаж!
— Типаж? — переспросила Инга. — Что такое типаж?
Но девушки из киностудии уже не было — она исчезла так же неожиданно, как появилась. Только бумажка с адресом подтверждала реальность ее существования.
— Новые туфли сносила, — пробормотала Инга и вошла в ворота своего дома.
А потом Инга забыла и о девушке из киностудии и о записке.
Вечером отец обнаружил записку. Она лежала в кухне на столе. Инга вынула ее из кармана, когда вернулась из школы.
— Что это за бумажка? — спросил папа.
— Бумажка? Это мне на улице дали… чтобы сниматься в кино.
— Ты сможешь?
Инга пожала плечами. Папа внимательно посмотрел на нее, словно желая обнаружить в дочери какие-то перемены, и пошел в ванную стирать. Над тазом поднималась мыльная пена — целое гнездо мыльных пузырей.
Неожиданно пана вышел из ванной, на ходу вытирая руки о фартук.
— Слушай, а это должно быть интересно — сниматься в кино? — спросил он у дочери.
— Не знаю, — отозвалась Инга.
— Вот и узнаешь.
Ингу удивило, что обычно молчаливый, тихий папа вдруг оживился и голос его зазвучал иначе:
— Вот и узнаешь! Там интересные люди. Артисты! — Он положил дочке руку на плечо и заглянул ей в глаза: — Может быть, у тебя откроется талант?
— Она сказала, что я типаж. Это хорошо — быть типажом? — спросила Инга.