И все я понимал, что мудак, что староват для нее. Кому-то эти семнадцать лет разницы сущей ерундой покажутся, а для меня это целая жизнь и на эту целую жизнь я девчонки старше. И не было никаких точек соприкосновения, просто не могло быть, повторял это как мантру, то и дело напоминая себе, что все это закончится и отпущу девочку с богом. Пусть живет и жизни своей радуется. Найдет может кого и обо мне мудаке не вспомнит даже, а я буду продолжать вести привычный образ жизни: работа, сон, еда и снова работа.
Только планы мои по херам пошли, потому что ни хрена я не сдержался, кобель великовозрастный, не смог просто, когда она такая открытая и настойчивая…А потом утро это и ее: «Всего лишь секс», а ни хрена подобного, девочка. Я давал тебе шанс уйти, всеми силами гнал тебя от себя подальше, сама не ушла. Теперь поздно.
Совесть наперекор с разумом кричали, что ошибку я делаю и то, что творю — неправильно. Потому что аморально это — спать с дочерью той, которая жизнь тебе нормальную обеспечила, дала шанс человеком стать, подняться. Тупо до маразма в девчонку малолетнюю вляпаться в свои-то тридцать шесть. Не по годам, да и не по статусу тебе, полковник, членом думать, да вот только мозг в этот раз с ним солидарен был.
К дому уже подходил, когда зазвонил телефон и на экране фотография Насти высветилась. Сразу напрягся. Не звонила она мне обычно.
— Да, Настя, — старался мягче, а все равно как-то грубовато вышло.
— П..привет, — беспокойство в ее голосе заставило мне прибавить шаг. — А ты сейчас где?
— Подхожу уже. Что-то случилось? — в подъезд влетел практически, лифта дожидаться не стал, сразу направился к лестнице.
— Нет…то есть да…
— Настя, говори уже, — рявкнул в трубку, чтобы в себя пришла. Обычно срабатывало. Парадокс какой-то: спокойно с ней говоришь, так она заикаться и тушеваться начинает, а стоит чуть голос повысить, как тут же зубки прорезаются.
— У Миши в группе сегодня карантин объявили, ветрянка. Я не знаю, болел ли ты… — последняя ее фраза прозвучала, когда я ключ в замочной скважине повернул. Стоило открыть дверь и в нос уже привычно ударил запах еды. Настя меня в коридоре встречала. Глаза испуганные, и телефон все еще к уху прижат. А у меня отлегло, аж ноги задрожали. Пришлось на пуфик, стоящий у двери, опуститься, дыхание перевести. Чуть до инфаркта меня не довела. Ветрянка, блин. Нормально? Я уже наряд вызывать был готов, а она беспокоится о том, болел ли я ветрянкой. Дурдом. И во что моя жизнь превратилась?
— С тобой все нормально? — она подошла ближе и посмотрела на меня неуверенно.
А у меня сил говорить не было, просто притянул ее к себе, рывком усадил на колени и впился в губы. Блядь. Она, конечно, упираться начала, ладошками в грудь толкнулась, только силы у меня больше и опыта тоже.
Целовал ее, как в последний раз, оторваться не мог. Потому что зараза мелкая мне после той ночи устроила бойкот и целибат. Обидел я ее и разве ж я отрицал. Было за что. Заслужил. Не подпускала меня к себе, а я и не настаивал, улыбался только, когда она, краснея взгляд отводила и как огня шарахалась, стоило мне к ней прикоснуться. Случайно, конечно.
— Ну что ты делаешь, — я расслабился, а она тут же этим воспользовалась, толкнула меня неожиданно и подскочила на ноги. — Я же с тобой поговорить хотела, это ведь серьезно. У Миши в группе двое ребят заболели, он тоже мог заразиться, если ты не болел…
— Болел я, Насть, болел. Десять мне было, как сейчас помню, весь в зеленке тогда ходил, у нас тогда пол детдома в боевом окрасе ходили, — вздохнув шумно, поднялся и снова притянул к себе эту упрямицу. Обнял крепко, вдыхая ее запах. Наконец-то, бля. И она в ответ меня обняла, своими тоненькими ручками и носов грудь уткнулась. Малютка такая, чуть надавить и сломается.
— Иди тогда руки мой и переодевайся, сейчас есть будем, — выскользнула из моих объятий и тут же исчезла на кухне. Командирша.
На кухне появился, когда, Настя практически закончила накрывать на стол. Мишка уже за столом сидел. Сегодня встречать меня не выбежал, видно, Настя запретила. Мало ли. И что сделать собиралась? Вытолкать меня из собственной квартиры? Смешная.
— Дядя Руслан, — глаза мальца загорелись, стоило мне появиться, он уже хотел со стула спрыгнуть и ко мне побежать, но наткнувшись на суровый взгляд сестры, передумал и поутих.
— Ну как дела? — улыбнулся пацану и протянул руку, которую тот важно пожал, вкладывая в это действие всю свою силу.
— Хорошо. А у нас садике калантин, представляешь. Лешка и Ванька заболели, — затараторил малыш, а я все никак не мог перестать удивляться тому, насколько по-взрослому она разговаривает.
— Не калантин, а карантин, — поправила его Настя. Букву «Р» малыш выговаривал хорошо, путался иногда только в незнакомых словах.
Смотрел на этих двоих и улыбался, как идиот.