— Уж конечно.
Миссис Лора тоже саданула молотком по стене. На этот раз девочка успела подготовиться.
— Как камень, — подтвердила она. — Боже. Это место не устает нас удивлять.
Может, это наконец умерит ремонтный пыл Мейсонов. Девочка, как никто, знала, что некоторые вещи в этом доме просто невозможно изменить. Или всего лишь надеялась на это. Но, в конце концов, она ведь знала эти стены, знала их изнанку, знала каждую бороздку, каждый шрам, оставшийся от прошлых жильцов.
Сколько бы старшие Мейсоны ни задыхались по вечерам от запаха свежей краски, изогнувшись с кисточками у шкафчиков в ванной. Сколько бы они ни корпели над настольной пилой на заднем крыльце. Сколько бы ни звали недовольных мальчишек помочь с очередными ремонтными затеями выходного дня, будь то починка выдвижных кухонных ящиков, замена треснувшей плитки в родительской спальне, укладка нового утеплителя на чердаке, подключение недавно купленных потолочных вентиляторов к старой проводке, вьющейся сквозь стены, или разбор глубокого шкафа в гостиной, где уже не одно десятилетие хранились оставленные предыдущими жильцами вещи…
Никто из них никогда не будет знать дом так, как она.
Певчие часы
Единственным одобренным Девочкой из Стен новшеством Мейсонов были часы. Горластые часы. Способные докричаться до всех комнат первого этажа. Если прислушаться, их бой можно было различить и в пристроенном к дому гараже, калачиком свернувшись в покоящейся там лодке, и наверху, под плюшевым одеялом в коридорном бельевом шкафу, и даже выше, в темной духоте чердака.
Антикварные часы совершенно не выглядели на свой возраст. Старинные вещи представлялись девочке пыльными, ветхими, покосившимися — чем-то из особняка Эбенезера Скруджа. Часы же стереотипов не признавали. Они оказались неожиданно для присущей им голосистости скромных размеров: мужчине часы пришлись бы чуть выше пояса, а невысокой одиннадцатилетней девочке — как раз в рост. По форме они отдаленно напоминали пирамиду, гладкий глянцевый бок плавной волной обрамлял циферблат. Насыщенного цвета кедровый корпус был отполирован так, что, отражая свет зажженной лампы, сиял едва ли не ярче ее самой. В узком стеклянном просвете снизу качался маятник с выгравированной на нем южной короткохвостой бурозубкой.
Миссис Лора называла их внучатыми часами. Название звучало вымышленным, но девочке оно понравилось. Ей представлялась такая же, как она, юная барышня, которая, по странному стечению магических обстоятельств, превратилась в химеру, в существо, сочетающее в себе две сущности, — как русалка или сфинкс. Подбоченившиеся в углу прихожей часы виделись девочке одновременно ребенком — и ухмыляющейся старухой.
Вместо чисел на циферблате были нарисованы двенадцать видов птиц: пересмешник, кардинал, стайки зябликов и скворцов, виргинский филин, голубая сойка, а наверху — овсянка, яркая, будто витражное стекло. Остальных девочка пока не знала — еще не дошла до них в увесистом «Иллюстрированном справочнике по птицам Северной Америки», который хранился на одной из нижних полок маленькой учебной библиотеки. Каждый час столетние шестеренки и шкивы проворачивались, часы утробно громыхали — а затем заливались щебетанием тех птиц, на которых указывала пухлая стрелка.
Именно они будили девочку по утрам — доносившимся снизу, приглушенным криком голубой сойки. Девочка выбиралась из укромного уголка под половицами навстречу льющемуся из чердачного окна солнечному свету, аккуратно складывала одеяла и зимние куртки, которые использовала вместо матраса, и убирала их обратно в загашники Мейсонов.
Сегодня, как и в любой будний день, вслед за ее подъемом внизу тихонько заскрипела кровать — мистер и миссис Мейсон сели и спустили ноги на пол. Девочка подождала, пока они встанут, а затем, размахивая затекшими за ночь руками на манер ветряной мельницы, осторожно прошла по фанерному полу чердачного этажа к окну. Она выглянула на улицу. Ветер играл в ветвях развесистого дуба на заднем дворе. Ему наконец удалось сорвать трофейный листок, который он тут же уронил между машинами, припаркованными на подъездной дорожке рядом с гаражом. Несколько минут спустя будильник Маршалла приступил к привычному ритуалу: он завывал, останавливался, снова завывал и снова останавливался, а его владелец упорно хлопал по кнопке повтора.
Зашипел душ мальчиков — Эдди отправился мыться. Кондиционер рядом с девочкой включился и заурчал. Она забралась прямо на него и распласталась на металлическом корпусе, приятно холодившем шею, спину и ноги. Внизу миссис Лора уже начала готовить завтрак — это же им так вкусно пахнет?
Кажется, она печет печенья?
Иногда девочке казалось, что даже здесь, под стропилами, она различает все эти вкуснейшие ароматы — и ее воображение услужливо рисовало кленовый сироп на блинах мальчиков, клубничный джем, растекающийся по тосту мистера Ника, брызги апельсина, нарезаемого миссис Лорой. Но позже, спустившись на кухню, она с разочарованием обнаруживала в посудомоечной машине остатки быстрорастворимой овсянки или хлопьев с молоком.