Дед подержал овцу, а мать взяла ягняток и подсунула к вымени. Ягнята тотчас принялись сосать. Только вышло не совсем хорошо: два черных сосали, а третий, белогрудый, бегал вокруг и кричал тоненьким голоском. Мать оттащила одного черного и подсунула белогрудого. Но черный рвался из рук. И не успела мать его выпустить, как он уже снова бросился и оттолкнул белогрудого. Мать покачала головой.
– Вот безобразники! Придется этого отдельно подкармливать.
Она налила молока в бутылку и надела резиновую соску.
– Неужели пить будет? – удивилась Валентинка. – Разве он сумеет из соски? Разве он ребеночек?
– А кто же он? – улыбнулась мать. – Конечно, ребеночек… Овечий только.
Ягненок сначала не взял соску, выплюнул. Но когда капелька молока попала ему на язык, он почмокал и принялся сосать.
– Дай-ка я! – попросила Валентинка. – Дай, пожалуйста!
Мать дала ей бутылку.
– Гляди-ка, пьет! – обрадовалась Валентинка. – Пьет из соски!
Ой, до чего милая мордочка! До чего милые глупые глазочки!..
Валентинка обняла ягненка и поцеловала его в белый круглый лоб. Мать и дед посмотрели друг на друга и молча улыбнулись.
– Может, и приживется, – пробормотал дед, кряхтя и укладываясь спать. – Наши-то вон к скотине не больно ласковы, а эта – ишь…
– Не сглазь! – тихо ответила мать.
Валентинка не слышала этих слов. А если б и слышала, то не обратила бы внимания, так она была рада ягнятам. Ведь она таких барашков видела раньше только на картинках!
Валентинка заводит в овчарнике нерушимую дружбу
Ягнята так и остались жить в избе. Мать боялась, что в овчарнике они замерзнут, простудятся, да и овцы их могут ушибить.
С ягнятами в избе стало очень весело. Несколько раз в день к ним приходила овца, кормила их. Белогрудому всегда доставалось меньше всех. Но для него бывала приготовлена бутылка с теплым молоком, и Валентинка поджидала его.
И к молоку и к Валентинке ягненок привык скоро. Ей уже не приходилось совать ему соску в рот – он сам хватал ее, чмокал и подталкивал, как подталкивают ягнята вымя, когда молоко задерживается.
После кормежки ягнята начинали играть. Они бегали взапуски взад и вперед – из кухни в горницу, из горницы в кухню. Маленькие твердые копытца мелко стучали по полу, будто горох сыпался. Ягнята подпрыгивали, подскакивали, налетали друг на друга, бодались безрогими лбами и снова мчались гурьбой от печки в горницу и из горницы к печке.
– Будет вам! – кричала на них мать. – Опять есть захотите!
Романку не терпелось – ему непременно хотелось схватить какого-нибудь ягненка на руки. Ягнята не давались, он бегал за ними, падал, они прыгали через него, девочки смеялись, и такой шум поднимался в избе, такой базар!..
Валентинка не могла нарадоваться на ягняток. Особенно на своего, на белогрудого. Он ее знал, и Валентинка этим очень гордилась. Если б можно было, она бы не расставалась с ним. Она целовала его маленькую мокрую мордочку, белую отметину на лбу, теплые атласные ушки и осыпала его всеми ласковыми словами, какие только могла придумать.
Мать давала ягнятам попрыгать и поиграть, а потом загоняла их в хлевушок под кухонной лавкой. Валентинка сначала помогала ей. А потом целиком взяла на себя эту заботу, выпускать их к овце, загонять обратно, убирать грязную подстилку и стелить свежую. И часто, когда ягнята сладко дремали в теплой полутьме, она сидела возле и в щелочку любовалась ими.
Прошла неделя. Ягнята подросли, окрепли. Их густая шерсть закрутилась пушистыми завитками. У двух черных отчетливо выглянули крутые рога.
– Ну, братцы, пора вам в овчарник, – сказала мать. – Довольно тут грязнить да буянить!
Валентинка помогала переселять ягнят. Как жалко! Ну где им там попрыгать? Большие овцы их затолкают. Вдруг этот дуралей, желтый бык, из своего стойла вырвется да начнет бушевать по овчарнику?
– Ничего, ничего, – говорила мать, – привыкнут. А этого дуралея мы не выпустим. А хочется ему: ишь как поглядывает!
Бычок смиренно глядел на них сквозь широкую щель своими влажными большими глазами. Валентинка вспомнила, сколько ей пришлось однажды вытерпеть из-за этого смиренника. Но она подошла к нему, увидела его забавную тупую морду, потрогала нежные складочки на его желтой шелковистой шее и забыла все свои обиды:
– Огонек, дай я тебя поглажу, миленький!
А когда вышли из овчарника, она обратилась к матери:
– Можно, я буду с тобой Огонька поить?
– С кем?
Валентинка потупила голову: она знала, что матери очень хочется, чтоб Валентинка сказала: «С тобой, мама!»
Но она не могла назвать ее мамой. Ну не может, и все!
– Ну что же, – со вздохом сказала мать, – если хочешь, давай поить вместе.
С этого дня Валентинка стала ходить с матерью в овчарник. Мать показала ей, как открывать дверцу, чтобы не выпустить бычка, как ставить бадейку, чтобы он не опрокинул, и как держать ее, чтобы он не ударил рогом. Рога у него уже торчали в стороны, как у заправского быка.