Девочка-яд (ЛП)

Спасибо, уже поговорил. На всю оставшуюся жизнь хватило. Только вот припозднился папаня со своими признаниями, на целых шесть лет. А теперь что мне делать с этой правдой? В какой серной кислоте мне ее нужно переварить, чтобы она наконец-то усвоилась в моих обманутых мозгах.

Жизнь. Такая затейница и сказочница. Стерва гребаная!

Прошел в свою просторную гостиную и огляделся. Вот она пресловутая родительская любовь – бабки, бабки и еще раз бабки. Но, надо отдать отцу должное, он хотя бы так додумался выразить свою радость по поводу моего присутствия в его жизни.

А вот мать…а-а-а, к черту ее!

Поставил на стол пакет и бутылки внутри него жалобно и пронзительно взвизгнули. Как-то же надо лечить расшатанные нервы, да и по-другому я не умею. Достал одну и свинтил крышку, глубоко вдохнул, а потом и выдохнул. Уперся в стол тыльной стороной ладони и зашипел.

Больно. Муторно. Прогоркло.

«Ей нужна была Рада, щедрое ежемесячное содержание, двухуровневая квартира в центре Москвы, парочка дорогих автомобилей и выставка картин для Ракова. Это все, чего она хотела».

Как осознать то, что твоя жизнь долбанное индийское кино? Даже у пресловутых Гиты и Зиты драмы было меньше, чем у меня.

Сделал щедрый глоток. А потом еще один.

Прошел вглубь комнаты и завалился на диван. Включил телевизор, убрал звук и бездумно уставился в мелькающий разноцветными картинками экран.

Воспоминания. Они так тоскливо скребутся в дверь моего сознания. Уже не впервые, но только сейчас я вдруг обращаю на них свое внимание в полную силу. Все шесть лет я закрывал на них глаза, отмахивался как от назойливых мух и нещадно травил дихлофосом. Не помогло. Живучие твари.

Безрадостно усмехнулся и еще раз закинулся отвратительным пойлом. Горло обожгло, а в груди протяжно заныло что-то. Но вот только что? Вопрос…

Мне три года.

Мама так мало времени проводит со мной, а мне так нравится ее запах. Он резкий и тяжелый, но я не знаю ничего лучше, поэтому максимально хочу окружить себя им. Пробираюсь в ее гардеробную, нахожу какой-то сундук с блестящими сокровищами внутри и начинаю играть в пирата. Натащил туда все свои корабли и солдатиков. Было так весело. Но, увы, недолго. Мать так сильно орет на меня, хватает за ухо и со всей дури тыкает, словно котенка, в какую-то порванную мной тряпку и разбросанные по гардеробной «сокровища». Из комнаты она меня просто вышвыривает, а мои любимые игрушки прислуге приказывает сжечь в камине. Рыдаю от горя и обиды, ведь я еще совсем малыш. Но меня никто не утешает. Я сижу на коленях и совершенно не понимаю за что так сильно провинился. Ну теперь-то я знаю ответ на этот вопрос – я просто родился. Вот и все.

А потом воспоминания становятся и того хуже.

Я так часто был ею бит. За что? Да какая разница. Не там сел, не так встал, сильно громко плакал, слишком часто задавал глупые детские вопросы.

«Господи, как же ты надоел мне».

«Поди прочь. Не путайся под ногами».

«Какое отвратительное имя тебе дал твой отец! Ненавижу его. Ненавижу тебя! Как же я вас всех ненавижу!»

А я для нее из кожи вон лез, чтобы хоть одно доброе слово услышать. Рисовал ей какие-то картинки. Лепил разные фигурки из пластилина. Как-то даже бусы сделал из цветной бумаги. Все для нее. Для моей лучшей на свете мамы.

А потом я находил плоды своего творчества в помойном ведре и ругал себя, что я опять сделал что-то не так. Убого. Некрасиво. Неправильно. И только поэтому ей не понравилось. А как иначе? Ведь по-другому в мире не бывает. Все мамы любят своих детей. И я так отчаянно любил ее. Боготворил! Как можно не ответить взаимностью на безусловную любовь собственного ребенка, для которого мама есть целый мир?

А теперь получается, что очень даже можно? И все так четко и ясно встает на свои места.

Школа.

Я стремился быть лучшим из лучших во всем. Опять же, для нее одной! Отличник. В спорте тоже первый. А в ответ получал только тычки и пренебрежительное «фи».

«У тебя отвратительный почерк, Ян».

«Исчезни! Опять ты весь потный после своего мерзкого хоккея».

Я ведь даже бросить играть хотел, но тренер отговорил, все ж таки я реально подавал большие надежды, которые разбились о мелкие и склизкие камни маминого рвения быть с другим мужиком.