Девочка и олень

На зеленое футбольное поле выбежала акробатическая группа из Морского лагеря. Они быстро выстроили трехъярусную пирамиду. И Надя увидела, как по спинам и по плечам на самый верх вскарабкалась негритянка. Волосы у нее были заплетены во множество косичек, которые прямыми лучами отходили в разные стороны.

— Девочка-солнце! Девочка-солнце! — пробежал шумок по рядам.

В одной руке девочка держала жезл, похожий на булаву, в другой — кусок стекла, несколько раз ослепительно сверкнувший в ее ладони, пока она карабкалась по пирамиде. Негритянка подняла над головой огромное увеличительное стекло, поймала в него лучи солнца, сфокусировала их в одной точке, и набалдашник булавы задымился и вспыхнул. Жезл превратился в факел, подожженный от самого солнца. Пирамида распалась, и девочка побежала по полю, а потом по беговой дорожке вокруг стадиона, высоко поднимая факел над головой. Ее косички-лучи с маленькими красными бантиками на концах весело подпрыгивали.

Из репродукторов, установленных на стадионе, в квартире Рощиных и по всей стране, летели слова обращения:

ПИОНЕР! ГДЕ БЫ ТЫ НИ БЫЛ В ЭТОТ ДЕНЬ:

В ПОХОДЕ, НА КОЛХОЗНОМ ПОЛЕ,

ВО ДВОРЕ ИЛИ В ЛАГЕРЕ, —

АРТЕКОВСКИЕ ГОРНЫ ПОЮТ И ДЛЯ ТЕБЯ!

Подхваченная новым порывом, поднявшим стадион, Надя аплодировала девочке-солнцу. Аплодировала вместе с Гагариным, который стоял на противоположной трибуне и тоже радовался красивому зрелищу, синему небу, зеленому полю стадиона.

— Молоток негритоска, да? Во причесочка — закачаешься! — крикнула Оля, близко наклонившись к лицу подруги.

Глаза ее сияли. Надя восторженно кивнула. Она переживала уже знакомое чувство. Первый раз это было на Красной площади, когда ее принимали в пионеры.

Праздник шумно катился от одного события к другому. И вдруг Надя услышала из репродуктора свою фамилию. Старшая пионервожатая, вышедшая к микрофону, установленному у кромки зеленого поля, громко и медленно выкрикивала слова:

— Совет!.. Дружины!.. Артека!.. Рекомендует!.. На пост!.. Президента!.. Юных!.. Друзей!.. Искусства!.. Художницу!.. Надю!.. Рощину!..

Трибуны уходили вверх, а Надя сбегала по ступенькам вниз, провожаемая аплодисментами, которые накатывались на ее плечи, как прибой.

Запыхавшаяся Надя стала рядом с пионервожатой.

— Дружины, встать! Смирно! Флаг юных друзей искусства внести!

Ударили барабаны, вскинулись к небу серебряные трупы. Металл горнов плавился в ослепительной игре солнца, и выковывалась музыка, пронзительная и сладкая. Два мальчика и две девочки несли за четыре конца розовое полотнище с эмблемой клуба. Оно плескалось, надуваемое снизу ветром, а ребята, медленно чеканя шаг, приближались к флагштоку.

— Равнение на флаг!

Флаг медленно поплыл из рук ребят вверх. И все, кто был на стадионе, следили за ним, запрокидывая головы, пока полотнище не достигло самой высокой точки. И вот уже флаг затрепетал на солнце. Надя была в восторге от этого артековского ритуала. Это было единственное место на земле, где флаг с эмблемой палитры и кисти поднимался во славу искусства, как на больших спортивных соревнованиях. И все ему аплодировали, усиливая хлопками ветер.

— Сейчас ты будешь говорить, — предупредила шепотом пионервожатая.

— О чем? — испугалась девочка.

— О себе. Расскажи биографию, про польскую и московскую выставки. И прочтешь президентскую клятву.

Она сунула ей в руку лист бумаги, на котором крупными буквами были напечатаны несколько строк.

Надя не помнила, что говорила, как читала клятву. Ее голос, тысячекратно усиленный микрофоном и динамиками, летел над стадионом, и каждое новое слово немного пугало громкостью и торжественностью.

Она опустила бумажку и хотела бежать через футбольное поле стадиона на свое место. Но пионервожатая поймала Надю за плечи и направила на центральную трибуну, в президиум. Пионеры, стоявшие цепочкой, салютуя, пропустили ее, показали свободное место.

Надя села, ничего не видя, кроме флагов, и ничего не слыша, кроме биения сердца. Прошла минута или две, прежде чем она обернулась, услышав знакомый голос, мягкий, с мальчишескими интонациями. Через два ряда от нее сидел Юрий Гагарин. Слегка отклонившись назад, он разговаривал с девочкой, протягивавшей ему открытку для автографа. Надя с досадой подумала о том, что не взяла свои открытки на стадион. И блокнот оставила. Она вспомнила совет отца: «Если хочешь что-нибудь запомнить, несколько раз закрой и открой глаза». Девочка посмотрела на Гагарина и закрыла глаза, стараясь мысленно увидеть каждую морщинку на его лице. Она четко представила его портрет и с этого момента чаще оглядывалась на Татарина, чем смотрела вниз, где на беговых дорожках и зеленом поле продолжался праздник открытия слета.