Девочка и мертвецы

— А хотите я вам песню спою? — спросила Катя и, не дожидаясь ответа, запела: — Он резал кожаные ремни на ее бурой спине, их город был мал, а на другой стороне города милиционер слышал, как он режет ее, но так и не помог, потому что смотрел футбол… это припев, — на всякий случай сказала Катя и повторила: — Потому что смотрел футбол…

— Сегодня у тебя каша в голове, — сказал Маленький Мертвец. — Как образумишься, поговорим об этом подробнее.

— Хорошо, — сказала Катенька и уснула. А когда проснулась, никакого Маленького Мертвеца на кровати уже не было. «Приснится же чудь», — подумала Катя и села. «Ой!» — закрыла рот ладошкой: на простыне темнели влажные следы.

Глава девятая

Первоцвет Любимович еще три раза являлся с допросами, но, ничего не добившись, удалялся восвояси. Рыбнева выписали через две недели.

Оказавшись в своей квартире в Есенине, Рыбнев первым делом прибрался: он не терпел непорядка, а однокомнатная квартира за время его отсутствия порядком заросла паутиной и пылью. Рыбнев нашел следы давнего обыска; аккуратного, впрочем, без излишеств, и Рыбнев решил не слишком-то обижаться.

Вторым делом Рыбнев уселся за компутер и попробовал найти упоминания об Ионыче, но ничего не нашел. Доступа к архивам ФСД Рыбнев, понятное дело, уже не имел. Если бы Рикошет Палыч был жив, этой бы проблемы не возникло. Но Рикошет Палыч умер, разорванный изнутри шашлыком из человечины, а Рыбнева после увольнения из службы лишили привелегий, в том числе доступа к секретной базе данных.

Рыбнев откинулся в кресле, достал сигаретку, закурил. За окном подобно елочному шарику висело сочное оранжевое солнце; пели кудрявые птички, сооружавшие гнезда на крышах при помощи сигарет, пыли и помета; визжали непослушные дети в ближайшей песочнице.

— Хорошо-то как! — сказал Рыбнев, ногой распахивая окно. — Май, праздничный месяц!

Сверху закричали:

— Рыбнев, это ты там? Вернулся?

— Я, — сказал Рыбнев.

— Пошел ты в задницу, Рыбнев, представитель кровавой эсдни! — закричали сверху и захохотали. Вниз полились помои. От помоев пахло яблоками. Сквозь серо-коричневый поток ослепительно моргнуло солнце: Рыбнев зажмурился и улыбнулся — соседи, что с них взять. Идиоты, конечно, а всё равно — свои, родные. Всё как прежде: будто и не валялся в бессознательном состоянии. Рыбнев почесал затылок и подумал, что надо бы куда-нибудь пригласить Наташу, в какой-нибудь ресторан; и сделать это, например, завтра: выходной как раз.

Сказано-сделано, Рыбнев потянулся за телефонной трубкой.

Наташа взяла трубку почти сразу.

— Алло!

— Здравствуйте, милая Наташа, — сказал Рыбнев.

— О! — Наташа обрадовалась. — Какими судьбами, сударь?

— Хотел пригласить вас в ресторан — дичью полакомиться, фазанами, — заявил Рыбнев, — но что-то боязно: вдруг откажете?

— А вы рискните! — весело ответила девушка.

— Как можно!

— Ай, сударь, я в полнейшем восхищении! Вы так замечательно придуриваетесь!

— Наташа! — Рыбнев укоризненно покачал головой.

— Шутю я! Шутю.

В милой незатейливой беседе они провели минут десять; Наташа поупрямилась для виду, но на свиданье согласилась. Рыбневу показалось, что она очень рада, и ему стало стыдно, что Наташа для него всего лишь инструмент, чтоб найти Ионыча. Вешая трубку, он подумал, а не забить ли на месть, в конце концов, месть — штука жутко непродуктивная, у него и без нее проблем хватает. Надо в жизни обустраиваться, работу искать, а не ловить ветра в поле; этот Ионыч мог окочуриться еще во время событий в Пушкино. Но подобные мысли были мимолетной слабостью: Рыбнев знал, что не отступится, даже если придется пожертвовать Наташей; да хоть кем. Иначе выходит, что слово, которое он дал Саше, было шуточным, а Рыбнев очень серьезно относился к своим обещаниям.

Рыбнев взял папироску, раскурил и вышел из квартиры. Перешел мощенную булыжником узкую улочку, подождал у витрины лавки электроники, когда освободится банкомат, проверил денежную карточку. Счет был заблокирован. А ведь там оставалась приличная сумма! Рыбнев набрал номер бухгалтерии ФСД.

— Я вас слушаю, Рыбнев, — раздался строгий женский голос.

— Здравствуйте, Арсения Пална, — робко сказал Рыбнев, не боявшийся бандитской пули, но робевший перед бухгалтерами. — Я по поводу своего счета.

— Да-да?

— Он заблокирован.

— В банк звонили?

— Ну, при чем тут банк, Арсения Пална…

Арсения Пална зашелестела бумажками.

«Ты и без бумажек помнишь, карга», — подумал Рыбнев со злостью, но вслух ничего, конечно, не сказал.

— Насколько я знаю, с вашего счета переводились финансы на счет больницы, в которой вы лечились.

— С моего счета переводили финансы? — изумился Рыбнев. — И кто же переводил, позвольте полюбопытствовать?

— Вы и переводили, Рыбнев, — ехидно ответила Арсения Пална. — А после закрыли счет.

— Вот интересно, как я мог это сделать, валяясь в палате в бессознательном состоянии?

— Вы же профессионал, Рыбнев. Вам и не такое по плечу.

Рыбнев заскрежетал зубами:

— Издеваетесь, Арсения Пална?

— Что вы, Рыбнев, как можно!

— Тогда скажите, не юля: зачем переводились деньги на счет больницы? Это больница службы, меня должны были лечить бесплатно.