Девочка и мертвецы

— Вот, к примеру, старик Пяткин, — продолжил Ионыч. — Праведный вроде старикан. А с меня триста рубликов сколотил самым бессовестным образом. И где, спрашивается, благодарность за то, что мы черную работу за него сделали, чтоб он чистеньким оставался, перед всевышним незапятнанным? Где благодарность, я спрашиваю?

Сокольничий долгое время молчал. Видно было, что со словами Ионыча он не совсем согласен. Старик Пяткин пришелся по душе добросердечному Феде. В конце концов, не так часто встретишь человека, который тебя и накормит, и напоит, и переночевать оставит. А триста рублей… а что триста рублей? Они за вечер наели и выпили хозяйского больше чем на триста; пожалуй, что и на пятьсот. Особенно Ионыч старался, бочонок красного вина с корицей выдул, наверное. А корица — приправа редкая, с самой Земли поставляется.

— Федя, — позвал Ионыч сердито. — Ты не слушаешь меня?

Сокольничий вздрогнул:

— Слушаю, Ионыч, слушаю. Просто задумался: не поджидают ли нас в Пушкино. Вдруг пропажу Владилена Антуановича уже обнаружили?

— Думаешь, Пяткин догадался о чем-то и сдал нас?

Добрый Федя ничего такого не предполагал, но все-таки сказал, чтоб лишний раз не гневить Ионыча:

— Видимо, так.

Ионыч подошел к стулу, взял брюки, решительно сунул ногу в штанину.

— Ты куда, Ионыч? — спросил Федя.

— Надо потолковать с этим Пяткиным. Хочу проверить, правда ли он о чем-то догадывается…

— Дык ночь на дворе! — Сокольничий покосился на будильник. —

— Пол четвертого времени; спит он еще.

— Зато я не сплю, — заявил Ионыч. Сунул под ремень пистолет, а сверху надел теплый вязаный свитер.

Сокольничий молча наблюдал за его приготовлениями.

— Если что, спеши на выручку, Феденька, — сказал Ионыч. — Тут такое дело, сам понимаешь. Мало ли что может произойти!

Сокольничий кивнул закрывшейся двери, примостил голову на мягкой подушке и мгновенно уснул.

Ионыч не успел сделать и пары шагов по коридору, как заметил черный силуэт у окна. Пригляделся: женщина. Красивая. Белокожая, царственной осанки, в черном платье с глухим воротником, в изящных бархатных сапожках с серебряным напылением. Женщина стояла, сложив руки на груди, и смотрела в заледенелое окно. Ионыч подошел к ней, замер, принюхиваясь: от красавицы пахло шанелью. Ионыч давно не разговаривал со зрелыми женщинами и не знал, с чего начать даже самый обыденный разговор. К тому же он совершенно не ожидал, что в доме живет еще кто-то, кроме деда и внука Пяткиных, и оттого почувствовал полнейшее смятение.

— Красиво, — сказала женщина печально. — Смертельно красиво. Танец холодной смерти, ядовитый пляс искрящих снежинок — всё это так завораживает!

— Весьма завораживает, — согласился Ионыч робко.

— Вы знаете, что местный снег губителен для человеческого организма? Что, в отличие от снега на Земле-матушке, этот снег кроме воды содержит вредные для здоровья канцерогенные добавки?

Ионыч почесал макушку. «Дама-то интельгентная попалась!» — подумал он с уважением и некоторой опаской.

Сказал:

— Я что-то читал об этом, госпожа.

— Современные люди так мало читают! — Женщина печально вздохнула. — Это так меня беспокоит! — Она прижала руку к сердцу.

— Вы совершенно правы, уважаемая… — заикаясь, пробормотал Ионыч. — Тут я с вами спорить не буду: не читают; не хотят, собаки, читать.

— Зачем вообще нужно спорить? — Женщина закрыла глаза. — Споры отдаляют людей друг от друга. Почему люди не примут одну точку зрения, единственно верную?

— Простите, почтенная, — вежливо сказал Ионыч, — я — человек простой, в философии не силен, но тут с вами соглашусь на сто процентов: споры нафиг не нужны. Не переношу, когда со мной спорят, убить такого спорщика готов!

— Мы с вами понимаем друг друга, — помолчав, прошептала женщина. — Я ощущаю смутное родство с вашей простой русской душой.

Ионыч почувствовал, что краснеет.

— Как вас зовут? — пробурчал он.

— Ах, разве это имеет значение? Здесь, на чужой планете, вдали от матери-Земли мы нашли друг друга; к чему нам имена? клички? звания? Зачем все эти несущественные символы собственного бессилия перед могуществом природы? Разве мы не можем сойтись в танце страсти без ненужных имен?

Ионыч из слов незнакомки понял, что пора переходить к более активным действиям. Он сделал шаг к красавице, намереваясь заключить ее в сладкие объятья, но в этот момент в коридоре зажегся яркий свет.

— Анна!

Отморгавшись, Ионыч увидел, как старик Пяткин насильно уводит незнакомку. Ноги женщины заплетались, она бормотала под нос: «Это судьбоносная встреча… боги предначертали…», но сопротивляться не пробовала. Пяткин без слов затолкал женщину в пустую сумрачную комнату, запер дверь на ключ. Изнутри послышалось мелодичное пение.

Ионыч почувствовал себя обделенным.

— А чего это вы, почтенный Пяткин? — спросил он с раздражением. — Мы тут, между прочим, беседовали; о высоком, кстати.

Старик повернулся. Шарф, закрывавший нижнюю половину лица, чуть сбился, стало слышно хриплое стариковское дыхание.

— Это моя дочь, — сказал старик. — Анна — мать Марика.

— Ваша дочь? — удивился Ионыч. — Я думал, она умерла.