Плевать, что дочка Шаха. Главное, мне не родная. С остальным разберусь позже.
— По-моему, ты хочешь меня изнасиловать. Только прикоснешься — и я тебя убью!
Нормальная реакция, если этой ночью к ее виску приставляли пистолет.
Я тебе прощу эти угрозы, моя девочка.
И насиловать тебя никто не собирается.
Я буду тебя любить.
— Довольно, Диана. Опусти пистолет!
Она лишь пытается казаться храброй. Выхода из квартиры нет. Булату ее не отдам.
— Твою мать! Опусти!
Я рычу, сжимая кулаки. Диана на миг теряется.
И этого достаточно, чтобы кинуться на кровать и сократить между нами расстояние вдвое.
Не выстрелила — уже хорошо. Но успела улизнуть на мое место, поближе к выходу.
— Я в тебя не стрелял, — пытаюсь вразумить ее, — я бы не смог.
— А я смогу. Я хочу жить. Я хочу на свободу!
Не сможешь. Не выстрелишь.
Но, твою мать, она выстрелила!
Нажала на чертов курок, да еще и зажмурилась.
Успеваю пригнуться — годы тренировок спасают мою голову от этой безумной девчонки.
И пуля пробивает окно. Второе окно в моей квартире за одну гребаную ночь!
Она нажимает на курок снова и снова.
Но бьет уже холостыми.
Все пули остались в окне ее спальни.
Я прихожу в себя быстрее. В считанные секунды оказываюсь перед ее телом.
— Наигралась?!
Хватаю ее за запястье, выхватывая пистолет из ослабевших рук.
Наивно полагал, что они ослабевшие.
До тех пор, пока ее рука не коснулась моей щеки. Резко так. Неожиданно.
И больно, черт возьми. Диана продолжает бить в грудь, кричать, извиваться. Изливаться ненавистью.
А я потираю щеку и мрачнею. С каждой секундой все больше.
Что ж, эмоции лучше, чем трясучка и бред во сне. Истерика пройдет.
Диана вскрикивает. Я набрасываюсь на нее, как изголодавшийся зверь. Подхватываю ее под колени и резко развожу ноги в стороны.
Делаю больно, ударяя ее лопатками об жесткий шкаф.
— Ненавижу тебя!
— Я тебя тоже, — цежу сквозь зубы, до боли сжимая ее хрупкие колени.
Она морщится и замахивается — второй раз.
Вторую пощечину я тебе с рук не спущу, девочка.
С рыком перехватываю ладонь, дергаю вниз. Она морщится от боли.
И замахивается другой рукой.
Ты совсем охренела?!
Также грубо перехватываю вторую ладонь, ее тело остается висеть на моих бедрах.
— Ненормальный! Ты псих!
Она беспомощно дергается, осознавая свое поражение.
А я крепко сжимаю ее запястья. До боли.
— Как и ты. Мы стоим друг друга.
Вжимаю ее в шкаф и припечатываю губами.
Диана глотает воздух, не смирившись с участью. Дергается, извивается, но этим лишь сильнее распаляет меня. Трется своим бедрами об мои.
И с опозданием понимает, что зря.
Ухмыляюсь, не прерывая поцелуй. Раздвигаю ее губы языком.
И там она пытается укусить. Недовольно рычу и делаю сильный толчок. И руку перемещаю на шею, чтобы сжать. Чтобы подавить. Заставить подчиниться.
Это лишает ее дыхания. Диана беспомощно распахивает губы, и я врываюсь в ее рот. Пожираю — грубо, жадно. Чтобы знала свое место.
Ослабляю хватку на ее шее. Пользуюсь заминкой и бросаю ее на кровать.
Ее глаза испуганно расширяются, но слишком поздно.
Я порвал ее сорочку до конца. И схватился за пряжку своего ремня.
— Закончилась свобода. В собственность переходишь. Моей сегодня станешь.
Глава 12
Диана
— Закончилась свобода. В собственность переходишь. Моей сегодня станешь.
Чувствую его руку на своей шее. Помню, как сильно он ее сжимал, чтобы я потеряла силы.
И как ноги сильно раздвинул, вжимая в шкаф.
И на руках отметины чувствую.
Зверь. Дикий зверь, который распален и зол.
Остановить которого я не в силах.
Пытаюсь царапаться. Извиваюсь как уж на сковороде, пока звенит пряжка его ремня. Толстого и тяжелого. Ремень бьется об голые бедра, наказывая болью.
Пусть Эмин и не хотел стрелять. Я все равно его ненавижу.
— Пусти меня!
Эмин усмехается. Ремень ударяет вновь.
Я никогда не встречала таких мужчин. Могучих, горячих, жестких. Беспринципных и беспощадных. Его голодный взгляд шарит по моему телу. Ощупывает. Трогает. Подчиняет и присваивает.
Я метаюсь по постели под напором его рук, а он вытягивает ремень и складывает его вдвое.
И взглядом нехорошим смотрит. От которого в дрожь бросает.
Его штаны расстегнуты и сильно выпирают. Голодный взгляд касается моей груди. Опускается ниже. Одним движением Эмин срывает последнюю преграду.
В глазах разлетаются искры от боли. Ткань впивается в кожу, прежде чем покорно треснуть.
Он хватает меня за талию и рывком переворачивает на живот. Кладет руку на спину. Беспощадно придавливает к кровати.
Я неспокойно дышу. Глотаю воздух широко распахнутыми губами.
А ягодиц касается холодный металл. Бляшка ремня.
— Ты перешла грань. Никогда не поднимай на меня руку.
Его тяжелый голос покрывает мурашками тело.
— Это наказание за пощечину.
Воздух со свистом отдается в ушах. И ягодицы моментально обжигает болью.
Я вскрикиваю, захлебываясь холодным воздухом. Сминаю в руках простынь, впиваюсь зубами в подушку. Эмин убирает руку со спины, перемещает ее на макушку. Глушит мой крик, вдавливая рот в кровать.
— Тихо.
Его хрип заглушает рвущиеся рыдания.
— Совсем не больно. Больше страшно. Так, моя девочка?