Девочка Давида

А затем отвел мою ногу сильнее и проник в меня глубже, сильнее. Я закричала.

В глазах закружились звезды. Луна, рассвет, ночь и день — все смешалось.

— Давид!

Я кричала, впиваясь ногтями ему под кожу.

А он вдруг стал нежнее.

Нежнее входить.

Нежнее двигаться.

Зверь, наконец, насытился, и я обмякла в его ласковых тисках.

— Боже… — я тихо застонала и откинула голову назад, — пожалуйста, Давид!

Я не знала, о чем молила.

Чтобы отпустил.

Или чтобы продолжал трахать меня у этой стены.

Или чтобы даровал чуточку свободы.

— Ах! — я закричала, срывая связки.

Но ничего не вышло. Ни в эту ночь, ни в последующие.

Каждую ночь, когда Давид укладывал меня в свою постель, я умоляла его позволить мне остаться с ним.

Чтобы он не оставлял меня одну в той комнате.

Но Давид лишь гладил меня по голове, шептал, какая я у него красивая и чувственная, а потом уходил на поиски моего сердца.

Давид искал Доменика, чтобы убить его и присвоить меня себе навсегда. Некоторыми ночами он приходил в ранах и кровоподтеках — это значило, что он вернулся с задания. Давид зарабатывал деньги для нас. Приносил еду, кормил, потом брал меня — в поту и крови, затем он долго отмывал нас в ванной.

Я эти ночи никогда не забуду.

Ночи секса с наемником не искоренить из памяти.

Все дни смешались в моей голове. Я лишь помнила номера таблеток. Десятая, четырнадцатая, двадцатая…

Блистер противозачаточных заканчивался.

Сегодня должна была быть двадцать первая. Последняя.

Но Давид вернулся раньше, заставив меня обо всем позабыть.

В квартире хлопнула дверь — очень сильно. Я сразу же напряглась, из рук выпала не выпитая таблетка. Когда дверь отперли, я вышла и встретила Давида на кухне.

Сигарета тлела в крепких руках, обжигая ему пальцы. Квартира вновь пропахла никотином… новости были плохие. Для меня.

— Я нашел его.

Я ступила ближе и робко села у мужских ног.

Давид нашел Доменика… я скоро смогу его увидеть.

— Хочу, чтобы ты знала, — Давид опустил на меня тяжелый взгляд, — я собираюсь его убить. Завтра.

Мое сердце дрогнуло, обливаясь кровью.

Если Давид убьет Доменика, я навсегда останусь в этом плену. Не будет никого, кто вытащит меня отсюда даже из самых плохих побуждений.

Давид только одного жаждет — обладать мной безраздельно.

И не знает о том, как сильно я его ненавижу… Давид трахает меня каждую ночь, но даже не догадывается, ради какой мести я послушно раздвигаю перед ним ноги.

А когда не станет Доменика, он сразу докопается до моей настоящей биографии.

И завершит дело, которое не закончил пять лет назад. Давид захочет избавиться от меня.

— Ты возьмешь меня с собой? Я хочу убедиться, — я тяжело сглотнула, — что его не станет.

Давид жестоко улыбнулся: он, конечно же, мне не верил.

Завтра предстояла схватка между заклятыми врагами, и мне там делать нечего.

— Иди сюда, Жасмин.

Давид притянул меня к своей груди и сладко поцеловал в губы. Другой рукой он стянул с меня кофту и с силой опустил лиф вниз. Его руки безжалостно разминали грудь.

Давид хотел видеть свой товар.

Хотел знать, за что он мог погибнуть завтра.

И по его мнению — мое тело того стоило.

— Моя Жасмин… — его тембр был страшно низким.

Я тихо застонала, готовясь к соитию с самым жестоким человеком.

Слава Богу, что эта ночь будет недолгой. Давид возьмет меня всего несколько раз, чтобы отдохнуть перед завтрашней встречей с Домеником.

Давид уложил меня в кровать и широко раздвинул ноги, а перед тем, как овладеть мною, с улыбкой победителя сказал:

— Запомни эту ночь, Жасмин. Завтра ты станешь моей.

И я запомню. Я запомню эту двадцать первую ночь.

Только совсем по другой причине…

Глава 10

— Что ты делаешь, красивая?

Я улыбнулась, а Давид открыл глаза, окончательно просыпаясь. Сонный, уставший, но с тем же жестоким взглядом.

Таких мужчин больше не было в мире — которые только проснулись, но уже готовы к схватке.

Наша бессонная ночь сказалась на нем.

— Рисую…

Давид потянулся, и одеяло соскользнуло с его обнаженного тела, приоткрывая все интимные детали.

Я отвернулась, пряча лицо.

И внесла последние штрихи в свою картину.

— Что рисуешь, Жасмин? — Давид сощурился, — не меня, случаем?

Я сидела за мольбертом после секса и до рассвета… мне не спалось. Сердце стучало так сильно, не давая покоя, и лишь здесь — за мольбертом — я нашла успокоение.

Сегодняшний день будет невероятно страшным. Я чувствовала это.

Давид купил мне этот мольберт на четырнадцатый день моего заключения. Я тогда рассказала ему о том, как безумно люблю рисовать, а он на следующий вечер привез мне мольберт, карандаши, краски и все, чего только можно пожелать.

Помню, как я благодарила его всю ту ночь…

А добралась до рисования только сегодня.

— Что для тебя значит этот перстень? — спросила я.

Я присмотрелась внимательно.

На картине его рука выделялась благодаря этому перстню — его я тоже нарисовала. Подумала, что он важен для общей картины. Черный, крупный камень внушал опасность.

— Это часть моей жизни, — отрезал Давид, — я с ним все пережил, с ним и сдохну.

Он поднялся с кровати — голый, ничем не прикрытый, и подошел ко мне. В затылок ударило тяжелое дыхание.

— Мне нравится, красивая, — Давид похвалил меня.