Все здесь осталось по-старому, словно я вышла отсюда час назад и вернулась в еще не выветривший запах моих духов дом. На полу валялась сброшенная в спешке пара моих забавных тапочек, на тумбе у входа стоял стакан, который я оставила, уходя. Только цветы в вазе завяли, оставив на глянцевой поверхности стола пожухлую листву…
– Привет, сорванец, – я опустилась на корточки и потрепала кружащегося у ног мопса за ушком. – Ну как ты тут?
Элвис ответил мне звонким тявканьем, а потом я увидела упавшую к моим ногам тень.
Роман стоял напротив, в пижамных штанах, небритый и такой бесконечно родной…
– Ты все-таки пришла…
– Помаду забыла, – выпрямилась я, изо всех сил удерживая в горле ком. Но комы в горле такие непослушные…
– Ты плачешь.
– Чертова аллергия.
Он улыбнулся и, сделав шаг, заключил меня в объятия. Такие крепкие, надежные и такие бесконечно родные.
– Я ждал тебя, – прошептал он и прижал к себе еще сильнее. – Ты даже представить не можешь, как я тебя ждал.
Потом, спустя каких-то восемь месяцев, за окном снова будет идти пушистый снег, а в углу гостиной будет стоять неказистая, украшенная старинными бабушкиными игрушками новогодняя елка. На кухне будет орудовать ЛенСанна, укоряя, что так, как я, картошку на оливье они нас резать точно не учили. Марина, будет хохотать над проделками Киры, которую та уже полгода будет называть мамой, а мое слегка уставшее от вечного токсикоза лицо будет озарять счастливая улыбка, при виде играющего со старичком-Элвисом мужа…
Но это будет потом, а сейчас мы стояли прижавшись друг к другу и, кутаясь в танцующих пылинках, утопали в чистом, как сегодняшнее кристальное утро, отвоеванным у судьбы счастье…