Девочка

Аня взяла крючок и швырнула. Он был слишком лёгким и далеко не летел, она попробовала ещё раз, результат тот же. Спустя полчаса у них были ключи, правда, к крючку пришлось привязать шнурок в узелках, чтобы хоть как-то докидывать до ключей, но главное дело было сделано — они открыли клетку.

— А что дальше? — Ане не терпелось уйти.

— Ну как… — Кирилл замешкался. — Берём свои вещи и…

— Уходим? А куда?

— Нет, уходить нельзя, это уже побег из-под стражи, берём вещи и коврик, а потом обратно в обезьянник.

— Зачем?

— Чтобы наутро уйти спокойно. Тебе есть где ночевать?

— Нет, — Аня задумалась. — Думаю, нет.

— Ну вот, меня тоже домой не пустят в такой час, так что берём коврик, я на нём лягу, а ты на нарах поспишь, они жёсткие, но не так холодно.

Они сгребли со стола все вещи, их просто отняли, даже досмотр не устраивали, и вернулись в камеру. Там Кирилл постелил коврик, сложенный в четыре раза, и улёгся на него, потом резко вскочил и, выйдя из клетки, стал рыться в столе.

— Ты что делаешь? — испуганно чуть не закричала Аня.

— Тихо, здесь свечи где-то есть.

Он достал огарок и зажигалку, подпалив фитиль, свеча долго не хотела разгонять мглу, и они так и сидели в полумраке, в отдалении друг от друга, но вместе смотрели на колеблющееся пламя свечи. Аня думала опять о том, что, может, это она сошла с ума? Может, всё это настоящее и только она фальшивая? Убежала от родной бабушки, ведь она её смутно, но помнит. Обдурила всех в поезде, психует на каждом углу. И куда привело её безумие? Она сидит в КПЗ, нарушая закон, с открытой дверью в метре от незнакомого парня, а что будет утром, она не знала. Но ведь должно быть что-то настоящее? Как говорил тренер: «Спокойствие, только спокойствие», — а нет, это Карлсон так говорил. Вспомнив относительно маленького летающего толстячка, Анечка улыбнулась, в голове так и звучал голос Ливанова, пародирующего Рошаля, хотя это уже не наше дело… А героиня наша удалилась в воспоминания. Ей вспомнился тренер, и как они подъезжали к городу…

Уже виднелись первые дома, ещё маленькие, неказистые, но чувствовалось приближение города. Аня стояла напротив своего купе и смотрела на «рождающийся» город, тихий перестук колёс и странный дождик, казалось, город плачет. Тихо подошёл тренер, встал с другого конца стекла и тоже стал любоваться, думать о своём.

— Знаешь, когда я был совсем молодой, я часто приезжал тогда ещё в Ленинград и любил гулять под дождём, он здесь уникальный, — он посмотрел на девушку, она кивнула, говорить после вчерашнего было ещё больно. — Я был и в Лондоне, и в Тайване, нигде нет такого дождя, как в Петербурге. В Лондоне туман, розовый, но туман, в тропиках просто ливень, а в Петербурге город дышит, и всегда можно понять, он умывается или плачет, радуется или издевается. Ах да, когда я был в твоём возрасте, я услышал одно стихотворение, и оно мне запало в душу. Хочешь, прочитаю? — он с интересом посмотрел на девушку, Аня радостно улыбнулась, и тренер начал.

«Я покидаю тебя, Питер,

Я за Урал, меня в Сибирь,

Нет, ничего ещё не сделал,

Я еду покорять России даль.

Мой поезд мчит меня отсюда,

От берегов гранитных вдаль,

Слеза, скользнув, я стукну дверцей,

В купе запрусь, как мне жаль.

Как грустно плакать на чужбине,

На кладовой сидя Руси,

Просто надо, и отныне

Дом ждёт меня вдали.

Я уезжаю, моя столица,

На пять годков, держись, родной,

Ведь сам хотел, чтоб научиться,

Набраться опыта и стать умней.

Мой Питер, как нам врозь?

Я нарисую Невский на котельной,

Чтоб на работу, как домой,

Мой город, не хмурься, брось.

Бросай дела, бросай Европу,

Россией надо, ро́дный, жить,

Бросай Москву, да её в…

Ведь надо родину любить.

Ну всё, черта, и область

Я буду долго вспоминать.

Но в ноги памяти не брошусь,

Ведь ты мне вышел помахать.

Ты мне блестел с дождливой крыши,

Меж туч слезу метнул,

Мой город на ногах засохшей жижей,

Не отпуская, ко мне прильнул».

— Не самые лучшие стихи, но чувствуется, что автор хотел сказать и что сам чувствовал.

Проводница подсказала, что до прибытия осталось совсем мало времени, и они двинули к выходу.

— Ребята хотели тебя проводить, да я не разрешил, у них старты скоро, — мужчина чуть замялся, он почему-то чувствовал, что сделал что-то не так. — Короче, вот, — он протянул маленький рюкзачок, — мы пустили его по кругу, и каждый положил что не жалко, я тоже кидал, — он протянул детский рюкзак, маленький, как игрушечный.

Поезд тряхнуло, и проводник сбросила ступеньки.

Аня подошла к мужчине, чуть привстала на цыпочки и обняла его за мощную шею.

— Спасибо вам, если бы не вы и ваши ребята, то я бы, наверно, не доехала. Спасибо, — тихим и хриплым голосом Аня всё же сказала, что кричало сердце.