Она хлопнула дверью и скрылась. Парунька, поняв, что ее обманули, тяжело вздохнула и пошла опять на откос. Навстречу попалась девочка, и Парунька к ней обратилась смелее:
— Как мне городских комсомольцев увидеть?
— А это очень просто. Вот они.
Парунька увидела внизу, под откосом, загорелых ребят в одних трусах. Они неистово швыряли ногами большой мяч. Раздавались смех, запальчивые окрики, веселые дерзкие шутки. Парунька облокотилась на чугунную решетку. Ноги ломило, голову раздирали шумы. Не решилась обратиться к ребятам, направилась в переулок поглуше, — там попадались маленькие деревянные домики, сердцу отрада. В одном таком переулке она встретила женщину, сплошь состоящую из полушарий разных размеров, и осмелилась спросить — не нуждается ли та в прислуге.
— И, матушка, я сама двадцатый год по чужим людям мотаюсь. Сейчас этих девок по городам шатается видимо-невидимо. А хозяйки осторожны, страсть, и в профсоюз нас проводи и страховые за прислугу плати, и выходной давай. Это не старое времечко. Вот и опасаются. На какую еще нарвешься, а другая прислуга на хозяев в суд подаст. Я живу прислугой, а числюсь родственницей. Иначе и не соглашались хозяева. Уж как тебе помочь, ума не приложу. А паспорт есть ли?
— Нет.
— И не думай! Без паспорта ни одна хозяйка не возьмет. Если ты убежишь, как тебя искать?
— Зачем мне бежать от хозяев?
— И, полно, милая. Так-то вот поступят без паспорта, хапнут у хозяев что поценнее, да и поминай как звали.
До заката солнца бродила Парунька по городу, вечером вернулась на старое место, на откос. Здесь фланировал гуляющий народ, и она прошла дальше в сад. В саду народу не было. Парунька укрылась под яблонями — хотелось спать, даже голод пропал. Она задремала на траве, но тут подошел сторож, мягко сказал ей, что в саду бесплатное гулянье не разрешено, — скоро начнется «представленье», а люди допускаются на него по платным билетам.
Парунька вышла.
У ворот гурбились ребятишки, толкались и спорили. Когда стемнело, они стали перелезать через забор, а вслед за ними перелезали и очень, как показалось Паруньке, прилично одетые барышни — одна за другой пропадали в темноте сада.
Парунька прислонилась к забору, постояла недолго и только тут почувствовала страшную усталость. Не выдержав свинцовой тяжести в теле, она присела. И вдруг вырос перед ее глазами пастушонок, что гнался за ней, он говорил товарищам:
«Отойдите, отойдите...»
Она вздрогнула и открыла глаза. Милиционер отгонял от забора людей. Парунька поднялась и пошла вслед за ребятишками вдоль забора. Так они приблизились к отверстию, заложенному камнями. Ребята мгновенно раскидали их и полезли в отверстие, давя друг друга.
— Валяй за мной, — сказала Паруньке затесавшаяся к ребятам шустрая девчонка, — стоять нечего, мильтон придет.
Парунька пролезла в отверстие и пошла к освещенному зданию в саду.
Под навесом на скамьях сидели в полутьме люди. Тишина была, как в погребе. Все глядели на подмостки. Парунька тоже стала глядеть туда и увидела: выбежали откуда-то барышни, видно, забыли одеться, и одних рубашках. Тут же, разом, они стали в круг, как девки на околице, в один голос пропели под музыку и начали вертеться что есть духу.
Парунька перепугалась — убиться могут.
А они покружились вдосталь и, упыхавшись, замолкли. На середину вышла другая барышня. Она положила руку на живот и жалобно запела. Можно было догадаться, что она ждет жениха, а тот, хоть и засватал ее, с приездом не торопится. Когда невеста кончила песню, подошел старик, поцеловал ее и тоже стал петь. Затем начала танцевать невестина подруга. Взялась она неведомо откуда, и прикрыта у ней была только середина тела в какие-то пышные кисейки.
«Для чего таких показывают? Аль им не стыдно?» — подумала Парунька, поглядев на соседок. Но соседки ничуть не стыдились и смотрели с интересом. А та подняла ножку на уровень плеча. Это было совсем неприлично, но ее еще пуще хвалили. Потом постояла на одном пальце, как аист, а другую ногу поднесла к лицу и вдруг запрыгала и завертелась, как осиновый лист на ветру — то на колено припадет и ногу вытянет, то привскочит, а сама сладко улыбнется и притрагивается к кисее ручкой.
Парунька подумала, что все будут смеяться этому, но никто даже не шевелился. Когда та, в кисеях, стала кланяться, дамы захлопали в ладоши и бросили ей цветы, а она взяла цветы, приложила к сердцу и поцеловала.
Потом подмостки заслонили занавеской, и дамы начали кипятиться и спорить: у которого из певунов голос ниже, у которого выше.
«Видно, у них святки справляют летом», — подумала Парунька. Паруньке стало скучно, и она ушла за беседку, села на скамью под яблоню и там уснула.
Встревожили ее чьи-то голоса. Она поднялась со скамейки и села. Вокруг сгрудился народ. Нашлись люди, которые озабоченно объясняли: по ночам в садах не спят.
«Знаю без вас», — хотела она ответить, но увидала лицо усталое, непудренное и сказала:
— Идти-то некуда.
Народ собрался вокруг скамьи, по-видимому, богатый, больше слушал, чем жалел, и Парунька говорила совсем не для него, а для дамы, у которой усталое и непудренное лицо.