Девки гулящие

Вятчане верили, что существует ещё один способ научиться колдовству. Для этого надо дать нечистому подписку. По мнению вятчан пишется она собственной кровью, добытой из безымянного пальца, под диктовку самого дьявола. Желающему стать колдуном после подписки нечистый вручает чёрную книгу, а сама подписка уносится в ад, где и хранится до смерти подписавшего. Когда пробьет последний час чернокнижника, демоны явятся к одру умирающего с подпиской и возьмут его душу в свои руки, унесут её в ад. По другим представлениям, душа чернокнижника уже со времени подписания подписки нечистому находится в аду, а вместо её в теле остается пар, который и поддерживает жизнь колдуна.

Невольными колдунами считались те, которые производятся в колдуны народом против их воли. В такие колдуны попасть можно было после того, как люди заметят, что кто-то ходит по улице один и ведёт разговоры сам с собой. Это пугало и к такому человеку начинали относиться с осторожностью.

Становились в глазах людей случайными колдунами те, кто имел какую-нибудь яркую отличительную особенность — большие белки глаз, клоки седины в волосах на голове или в бороде, кривой глаз, двоезубые, троезубые, рыжие. В колдуны записывали двоеженцев и троеженцев. Мог пополнить ряды колдунов и встречный, а также и поперечный — пересекший дорогу идущему, если после встречи с ним случалось какое-то несчастье.

Случайно можно было стать колдуном получив магические знания от умирающего колдуна. Не было рядом больше никого, кому он мог передать свои черные умения, вот и заимели вы нежданный подарочек.

Кто-то, так думали вятчане, уже родился колдуном — им то на роду было написано. Жил человек, жил, а потом обнаружил у себя колдовские склонности, научился самостоятельно колдовать и давай людям вредничать…

Жители Вятской губернии верили, что колдуны могут отнять силу, вызвать параличи, родимчик… В Котельническом и Орловском уездах считалось, что колдуны «надевают хомут» — на туловище появляются опоясывающие боли. Если человека с хомутом раздеть, но на животе и спине его видна красная полоса.

Если у ребенка появлялась бледность кожи, жар, головная боль, судороги или он худел, то вятские марийцы думали, что на малыша наслали порчу. Симптомами порчи у взрослого они в то время считали желтоватый или пепельный цвет лица, боли в желудке, рвоту и головную боль. Людей, насылавших порчу, марийцы называли локтызо — портящий колдун.

Порча, по мнению вятчан, могла быть временная — на несколько лет, от которой можно и выздороветь, или же — навек, до смерти. Насылалась порча колдунами по ветру, по воде, примешивалась к пище или питью, достигалась с помощью специальных заклинаний. Жители Котельнического уезда Вятской губернии поговаривали, что испортить можно и через удар рукою. Вот и про Ваньку так говорили — испортил, как только пальцем в человека ткнул. Великой силы Ванька колдун, просто неимоверной.

Верили вятчане и в то, что порчу можно передать через наколдованную одежду и даже просто через взгляд.

Тут порчу надо было отличать от сглаза. При сглазе болезнь возникала не по злой воле колдуна, а от врожденной способности человека причинять вред всему на что бы он ни посмотрел, даже без какой-либо предвзятой мысли. Считалось, что особо восприимчивы к сглазу дети, которые могли заболеть не только от порицания, но и даже от похвалы, после того, как ими любовались.

Не надо также путать порчу с урочаньем и озевом. Тут тоже имеются свои нюансы. Для тех, кто знает. Лечение то всегда от диагноза зависит. При порче — одно, при сглазе — другое, при урочанье или озеве — тоже своё.

Ваньку как колдуна побаивались, но некоторые вдруг стали считать его человеком весьма нужным, последним шансом при неизлечимом заболевании. Одна баба из Сарапула даже со своим дитенком к нему приезжала — помоги мол. Он сначала руками замахал, поматерился, а потом всё же пальцами на маленькое тельце понажимал. Говорят, что через три недели малышу стало лучше. Слава про Ивана Воробьева покатилась по губернии…

Глава 42. Достижения и несчастья

Такими духами в заведениях Ваньки ударниц премировали.

Основоположник научного управления Ф. Тейлор в своё время писал, что «когда работник приходит на работу, то он сознательно стремится работать так мало, как только сможет, делая не более одной трети или половины надлежащей дневной выработки… и если бы он всеми силами стремился к возможному повышению своей выработки, то за это его товарищи-рабочие отнеслись бы к нему крайне недоброжелательно».

Ванька Воробьев под этими словами Тейлора готов был подписаться. Не желали его работники трудиться по-стахановски. Всем его нововведениям чинили препятствия, более комфортно им было жить как привыкли.