Девилз-Крик

Джейкоб поднял палец и коснулся фитиля свечи, стоящей в центре плиты. Искра осветила фигуру, которую Джек не видел раньше. Она была вырезана из камня, детали были грубыми, но безошибочно узнаваемыми. По бокам идола проходили глубокие борозды, отдельные углубления обозначали зубы, а на месте глаз зияли глубокие дыры. Даже в колышущемся свете Джек разглядел в нем нечто, похожее на ребенка. Уродливого, ухмыляющегося ребенка.

Отец Джейкоб поднес идола к своему лицу.

– Мой господь, – прошептал он, – я приношу тебе эту жертву. Мой отец, Омега, мой путеводный свет, позволь мне почтить тебя кровью невинных. Сегодня и во веки веков. Позволь мне пролить кровь этого ребенка и оросить поля его жизнью, чтобы могло расти твое новое царство. Твоя воля и Старые Обычаи неразделимы.

Рука пастора вспыхнула огнем, заполнив помещение тусклым голубоватым сиянием, и тут Джек понял, что заблуждался насчет пола. Под ногами лежали не фрагменты старой глиняной посуды. Это были кости. Тысячи переломанных костей. Разбитые черепа и ребра возвышались грудами вокруг алтаря.

Джек задрал голову к слабому ореолу света над ним и издал крик, пронзивший колышущиеся вокруг тени. Несколько лет назад он взывал бы к Богу или даже к своей матери. Когда его крики потонули в бушующем наверху хаосе, сердце у него оборвалось.

Услышать его было некому.

3

– Ты опоздала, сестра Тремли.

Имоджин стояла в дверях церкви и, подавляя рвотный рефлекс, наблюдала за ужасающей картиной, раскинувшейся перед ней. Шесть фигур, одетых в красное, стояли над своими павшими собратьями, каждая держала нож. За ними прятались их сыновья и дочери в белом. Но пересчитав их, Имоджин почувствовала, будто у нее оборвалось сердце.

Она прочистила горло.

– Где мой внук? Где Джеки? – Имоджин вздрогнула от звука собственного голоса. Сухой, хриплый, полный отчаяния. Были времена, когда в этих стенах она управляла вниманием своих братьев и сестер. То были лучшие времена. Теперь она ощущала себя слабой, беспомощной и неуверенной в том, чем все закончится. В пистолете, из которого она не стреляла с детства, было шесть патронов. В глубине души она понимала, что их ей не хватит.

– Теперь он с нашим повелителем.

Одна из матерей шагнула вперед и подняла капюшон. Лаура Тремли смотрела на мать с тошнотворной ухмылкой. Белки ее глаз усеивали синие пятна, а кожу лица раскололи черные вены. Имоджин ахнула от отвращения.

– Боже мой, что он с тобой сделал, Лаура?

– Он открыл мне глаза, сестра Тремли. Показал путь к царству на земле. Он и тебе показал путь, но ты отвернулась от него, как жена Лота. Он не просто обратит тебя в соляной столп. Он надругается над твоей душой.

Остальные матери захихикали, и от этого хора злобных смешков у Имоджин волосы на руках встали дыбом. Лаура подняла жертвенный нож. Бледный свет, идущий сверху, высветил длинные шрамы на ее голых руках, старые раны от многочисленных кровавых церемоний Джейкоба.

Имоджин сделала шаг назад и подняла пистолет.

– Джеки в яме со своим отцом, и его кровь прольется ради всего этого мира. Как и ваша, – произнесла Лаура.

– Как и ваша, – вторили ей остальные пять матерей. Одна за другой они поворачивались и сталкивали своих детей в яму. Крик каждого ребенка разрывал тишину церкви, наполняя живот Имоджин свинцовым холодом страха. «Нет, Боже милостивый, нет, нет, нет…»

– Сегодня мы истекаем кровью ради нового мира, сестры.

Лаура резко направила острие ножа на Имоджин, но внимание той было сосредоточено на женщинах, стоящих у дыры в полу. Теперь, когда их дети оказались в яме, им больше не нужно было задерживаться в земной юдоли. Имоджин знала это кощунственное писание наизусть. Знала, что будет дальше, после принесения божеству жертв в качестве последнего причастия, и все же не могла отвести взгляд.

«Помни это, – прошептал отцовский голос. – Сохрани в памяти. Ради Джеки».

Одна за другой пять матерей, принесших Джейкобу потомство, подносили ножи к горлу и проливали свою кровь. Потоки вязкого черного масла хлынули из открытых ран, стекая по мантиям. Деревянный пол с шипением задымился под их рухнувшими телами.

Имоджин сделала глоток воздуха и поморщилась от едкого привкуса. От жары в помещении лицо заволок пар, сердце готово было выскочить от груди. Она крепко сжала револьвер и положила палец на спусковой крючок.

– Пожалуйста, не заставляй меня делать это, Лаура. Ради твоей матери, пожалуйста.

– Для меня моя мать мертва, – яростно выпалила Лаура. – Ты не более чем безбожная еретичка, пришедшая нарушить наше общение с единственным истинным богом. Но ты еще можешь обрести спасение, если пустишь себе кровь. Присоединяйся к нам, еретичка. Пусти себе кровь ради милости нашего господа.

Последующие события произошли для Имоджин Тремли слишком быстро. Позже, пытаясь пересказать их представителям власти, она обнаружила, что ее мысли размыты и искажены, словно скрыты слоем мутной воды.

Дочь бросилась на нее.

Откуда-то сзади Генри Прюитт и Гейдж Типтри окликнули ее по имени.

Лаура Тремли запнулась о труп брата Адамса и, взмахнув ножом, кубарем полетела вперед.