— Ага, вот и дублер, — довольно заметил Петров, обнаружив гуттаперчевую трубку с бикфордовым шнуром внутри. Трубка проходила на метровой глубине.
Когда ножи скользнули по чему-то твердому и показались ящики с взрывчаткой, устроили перекур. Предстояло самое трудное.
Петров вылез из ямы, огляделся. Отделение Александровой было все еще близко. Девчата смотрели в их сторону и, видно, думали о фугасе больше, чем о минах, которые им надлежало снимать.
Петров подошел к ним:
— Сержант Александрова, почему не выполняете задание? Всем за работу!
Вера вспыхнула:
— Слушаюсь!
А Валя Родионова снова не выдержала:
— Элементы неизвлекаемости есть там?
Это было не любопытство, это была острая тревога. Девушки беспокоились за них, за Щипунова и Петрова. И Егор Сергеевич понимал это.
— Делайте свое дело. Элементов неизвлекаемости пока нет. Закончим — все вам покажем.
Повозочный Зиновьев, ссутулившись, стоял тут же. Он больше не ворчал, с интересом прислушивался к разговору. Петров повернулся к нему:
— А ты со своим конягой задачу выполнил. Можешь ехать. Начпрод с поваром ждут ведь.
Докурил, затоптал окурок и снова полез в яму.
Ящики со взрывчаткой стояли рядами один на другом, но трогать их было нельзя. Кто поручится, что от ящика к взрывателю не тянется проволочка — элемент неизвлекаемости, о котором спрашивала Валя? Тронешь — и произойдет взрыв. Осторожно сняли с верхних ящиков крышки. Внутри лежали тротиловые шашки по 200 и 400 граммов, желтоватые, похожие на куски мыла. «Прекрасно сохранились, — подумал Петров. — Еще пойдут в дело». Но и шашки нельзя было сразу вынимать. Каждую нужно осмотреть со всех сторон, тихонько подсунуть под нее ножик — нет ли проволочки там? Каждую! А пока дошли до нижнего слоя, вынули уже 500 штук. Нервы были напряжены, все внимание сосредоточено на шашках, таких аккуратных и привлекательных с виду.
Сменившись, Петров встал поодаль от ямы, где теперь работал Шипунов. Из-за поворота дороги появился человек. «Где же оцепление, почему пропускают посторонних?» — обеспокоенно подумал Егор Сергеевич. Но это был не посторонний, а командир роты. Не одни девушки беспокоились, хотели знать, как идет дело с трудным фугасом.
— Что там у вас?
Петров рассказал, и комроты пошел к котловану тихонько, однотонно посвистывая сквозь зубы. (Была у него такая привычка, за нее, случалось, товарищи ругали: «Хоть бы мелодию какую высвистывал, а то шипишь, точно пар выпускаешь из крана».)
Комроты шел к котловану, а оттуда вдруг выскочил Щипунов. Лицо его было бледным. Он с секунду к чему-то прислушивался.
— Это вы, товарищ старший лейтенант? Вы свистите? — с облегчением вздохнул он.
— А ты что, против?
— Мне показалось, в яме шипит, думал — бикфордов шнур загорелся…
С бикфордовым шнуром все обошлось благополучно. Конец зажигательной трубки нашли в шашке самого нижнего слоя. Там же стояли электрические детонаторы и взрыватель. Их вынули. Теперь можно было свободно вздохнуть.
— Куда все же вели электрические провода, где их выход? — сказал с недоумением Щипунов.
— Не знаю, — пожал плечами Петров. — Искать времени нет. Да пускай они хоть в самый Берлин тянутся, к Гитлеру лично. Зря он будет там крутить машинку. Фугас-то мы разобрали! Тю-тю, как говорят, ауфвидерзейн.
Щипунов удивленно посмотрел на Петрова. Такого легкомысленного тона от него он никогда не слышал. Но кажется, так, как сегодня, они еще никогда не уставали.
— Снять оцепление! — приказал Егор Сергеевич. К котловану спешили девушки, они весело болтали, сыпали вопросами — уже откуда-то узнали, что работа окончена. Теперь надо было все им рассказать и показать.
ТИХАЯ ВАЛЯ
Валя Корнеева была мало приметна в команде. Высокая, неторопливая, с бледным лицом, которое лишь изредка красила улыбка, она говорила негромким голосом, рассудительно, спокойно и только тогда, когда действительно надо было что-то сообщить. На других, случалось, нападала болтливость — от радости, от перенесенного испуга, от хорошего настроения, появившегося неизвестно почему, а Валя всегда была немногословна. И смеялась она тоже редко и негромко.
Тихую Валю любили в команде, девушки охотно делились с ней своими переживаниями, доверяли сердечные секреты. Она слушала внимательно и сочувственно, не прерывая излияния подруг. Были ли у нее тоже сердечные тайны? Об этом ничего не знали.
Стоило девичьей команде появиться на новом участке фронта, и весть об этом немедленно разносилась по частям, расположенным вокруг. Егору Сергеевичу хватало забот. Нужно было держать на расстоянии тех, кто очень уж лез на глаза, стараясь любым способом познакомиться с девушками. Молодость везде остается молодостью, и на войне, бывало, в огне и крови, ее голос зазвучит вдруг особенно громко. Не во власти старшины было запретить любовь. Она возникала и там, на передовой, и не одна девушка потом пронесла эту любовь через всю свою жизнь. Егор Сергеевич не был ханжой, но он всегда помнил, что служба есть служба и дисциплина остается дисциплиной. О них командир не может забывать.