Девичья команда. Невыдуманные рассказы

«Почему я подумал про Орлика? Орлик ведь на Неве остался. Сам же я приказал его пристрелить». Сердце резанула острая жалость. Там, на Неве, он ей воли не дал. Там он знал, что другого выхода нет и надо скорее решать. А девчонки тогда плакали… Странно, война, столько людей гибнет, а тут над собакой плачут. Но одно не противоречило другому. Нет, это были разные чувства, ведь та же война и сделала дорогими их сердцу этих животных, таких преданных, верных и чутких.

Петров вспомнил вдруг, как однажды призналась ему Нина Бутыркина, эта тихая, не очень любящая откровенничать девушка: «Знаете, вот таскаешь нарты целый день — не одни собаки таскают, ты с ними, можно сказать, наравне — под обстрелом, вся взмокнешь даже на морозе, но об этом не думаешь, ведь раненые на тебе, они истекают кровью, надо спешить. И вдруг где-нибудь по дороге на передовую почувствуешь, что все, что нет у тебя больше сил, что невозможно это дольше переносить. И сядешь в сторонке на пенек или на лед и заплачешь. Просто ревешь, ведь никого нет рядом, никто не слышит, так что не стыдно. А они собьются возле тебя, морды кладут на колени, лижут и подскуливают, из сочувствия, что ли. И высохнут слезы. Потреплешь собак, поднимешься — и пошли. Опять бежим туда, опять откуда-то берутся силы. Уж и счет рейсам теряешь. А собаки все тянут, они не то что слово, вздох твой понимают, и слушаются, и готовы защитить. Попробуй мне кто грубое слово сказать!.. Вот и привязываешься к ним, как к людям».

Наверно, Нина была права. Егор Сергеевич думал об Орлике, о его по-своему славной жизни и о его смерти…

Это была сильная, умная лайка отличной северо-восточной породы. В Ленинград Орлика привез геолог, работавший долгое время в Арктике, — не мог расстаться с псом, который однажды спас его от смерти.

В ту пору ездовые собаки были главным средством транспорта на Крайнем Севере, и геологи, работавшие там, прежде всего обзаводились упряжками. Орлика купили за большие деньги — он слыл лучшим вожаком в районе. И очень скоро геологи убедились, что деньги за него плачены не зря. Упряжка, которую он вел, была самой быстрой, самой дружной и неутомимой.

Сперва геологи ездили по своим сложным и далеким маршрутам с каюрами — погонщиками собак, местными жителями. Но лишний человек — это лишний груз, и молодые изыскатели довольно быстро научились сами управлять упряжками. Искусство оказалось не столь уж хитрым, вот только Арктику они, конечно, так, как местные жители, не знали.

Однажды геолог со своим помощником отправился в далекую поездку, затянувшуюся на несколько дней. Уже на исходе были продукты, надо было спешить на базу, поэтому геологи продолжали путь, даже когда разыгралась пурга. Ветер свистел, и снежная мгла крутила над тундрой, а они бежали, проваливаясь в сугробы, и криком подгоняли собак. Потом уже не стало сил бежать. Пурга разыгрывалась все неистовее, ветер валил людей с ног, их лица покрылись ледяной коростой, обжигающий воздух врывался в легкие и не давал передохнуть. Собаки тоже вконец выбились из сил. Они остановились. И вскоре все замело, засыпало снегом — и людей, и нарты, и собак. Да собаки и сами зарывались глубже в сугробы — это было спасением от ледяного ветра, только Орлик жался к ногам геологов, заглядывая в их лица. Время от времени он выбирался из снежной гущи и жадно нюхал воздух, словно ждал, что ветер ответит на ему одному ведомый вопрос.

Последняя юкола, сушеная рыба, была отдана собакам, а люди съели последний кусок мерзлого хлеба. Больше еды не оставалось ни для людей, ни для собак, А пурга, даже для Арктики необычно злая, все не хотела угомониться. Она стала стихать только на третий день. Геологи решили ехать. Но куда? Они так долго кружили в пурге, что теперь толком не знали, в какой стороне их база, да и не добраться было до нее без еды.

Молча откопали засыпанные нарты, собаки сами вылезли из-под снега. Оставалось довериться им, — может, дотянут до какого-нибудь становища.

«Вперед, Орлик, вперед, собака! Спасай себя и нас». Это было уже не командой, а просьбой.

И Орлик повел упряжку. Обессиленные собаки тянули с трудом, нарты застревали на буграх и ледяных застругах, тогда приходилось наваливаться людям. Орлик на ходу грыз оледенелый снег и, вытянув шею, нюхал воздух. Оборачивался, только когда чувствовал, что одна из собак ослабила постромки.

Орлику, шедшему первым, было тяжелее, чем остальным. Его лапы, израненные о лед, оставляли красные следы на белом поле тундры, но он шел и вел за собой упряжку. И сзади шли люди, уже совсем терявшие силы, а с ними и последнюю надежду.