Девичьи игрушки

Десятка два или и того больше крупных псов рыжего окраса бежали по обе стороны кибитки. Держась на расстоянии в пол собачьего прыжка. Острые морды со злобно ощеренными клыками повернуты к саням, на которых притаились испуганные люди.

Отчего ж не нападают? Каков у них план? И почему их не видно обычным зрением?

С минуту поколебавшись, Барков решил пустить в ход пистолеты. Однажды не подвели, помогут и во второй раз.

После происшествия с лесными разбойниками он немного поупражнялся в снаряжении своего огнестрельного оружия. Научился довольно быстро его перезаряжать. Но это если будет хоть малейшая возможность передышки. Здесь же, как он чуял, таковая может и не представиться.

Раскрыл окошко и прицелился в одного из псов. Хорошо бы попасть в вожака, да поди ж тут разберись, кто из них предводительствует стаей.

Громыхнул выстрел.

Ух ты, попал! Рыжая тень, не издав ни звука, повалилась в снег.

И на ее месте тут же возникла другая.

Как головы гидры, подумалось поэту.

Разрядил и второй пистолет. С тем же результатом.

Ничего, ничего. Не мытьем, так катаньем. Двумя-то все едино меньше стало. А пуль и пороху у него станет. Спасибо графу Шувалову! Ровно знал, с чем Ивану столкнуться придется.

А пожалуй, что и догадывался. С его сиятельства станется. Одним словом – Приап!

Еще два выстрела – и еще два рыжих призрака долой.

Размыслили, наверное, и псы, что так-то их перещелкают одного за другим. Недаром же собака – самый смышленый на земле зверь после человека.

Разом оставив свой прежний план, они начали сжимать кольцо вокруг кибитки.

Промчав по инерции еще пару саженей, лошади стали на месте, будто вкопанные. А псам того и надо было.

Вот один из них, сначала присев на задние лапы, устремился в прыжке, нацеливаясь прямо на лошадиную холку. И упал, кровеня снег, сбитый метким кнутовищем возницы.

– Да ты, брат, мастак! – похвалил Барков.

– Могем малость, – скромно ответствовал мужичок, доставая откуда-то увесистый кистень. – Ты уж в случае чего не выдай, барин!

Хитро подмигнул седоку, поигрывая запретным оружием.

– Чего там! – перемигнулся в свой черед Иван. – Держись!

Еле успели поддеть следующего нападающего.

Так вот еще ничего. Когда нападают поодиночке. Нежели им взбредет в головы кинуться всем разом? Задавят же своей массой.

Ну вот, что называется, накликал.

– Давай спина к спине! – Вылез на облучок. Приготовил и пистолеты, и шпагу. – У тебя там еще одного кистеня часом не припасено? – пошутил невесело.

– Токмо дубина, – ощерился возница. – О, сейчас все скопом пойдут! Держись, барин!

Бах! Бах! – отгрохотали пистолеты.

Вжик! Вжик! – запела юркая шпага.

Гух! Гух! – забасил кистень.

Брызги крови, ошметки мяса летели в разные стороны.

Крупный кобель уставился прямо в глаза поэту. Тяжелый, пристальный и какой-то глумливый взгляд. Точно оценивающий. Стоит ли с тобой вообще связываться? Достойный ли ты противник или так, одно недоразумение, мелкая и надоедливая блошица, которую можно запросто вычесать из шерсти?

Этот обмен взорами с псом, тянувшийся не более мига, показался Баркову долгим, как час.

Что-то такое мелькнуло в собачьих глазах. Узнавание? Страх? Ненависть?

Кобель прыгнул вперед.

«Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного, и прими…»

– Готовсь! Одиночными – пли! Да цельтесь исправно, чтоб в людей не попасть!

Глас архангельский?

Бах! Бух! Бах! Бац!

Тяжелая рыжая туша сбила Ивана с ног и придавила к земле. Смрадное дыхание обожгло щеку.

– Не дайте им уйти! – командовал все тот же, показавшийся поэту ангельским пением, бравый звонкий голос. – Уничтожить всех тварей до единой! Господин копиист, вы там целы или как?!

ПСЫ ГЕКАТЫ

Вне времени и пространства

Порой Хозяйка указывает ИМ такой след, что ОНИ думают: лучше бы и не было вовсе этого гона.

Так случается, когда жертва уж больно омерзительна. Какой-нибудь жестокий убийца, изощренный насильник или гнусный мародер.

Вроде бы ОНИ должны быть довольны. Чем гаже цель, тем больше у нее вырабатывается животворного страха, продлевающего ИХ жизнь. Но в том-то и дело, что это не так. Страх страху рознь.

Когда ломается надменный гордец-властитель, покоривший весь мир и считающий себя равным богам (даже самой Хозяйке!), когда он осознает, что огромная власть его ничтожна перед ликом Смерти и Вечности, что достаточно одного щелчка неумолимых челюстей, – это одно. Тогда плоть и кровь жертвы становятся поистине бесценной поживой для НИХ.

Но если нужно прикончить цель и без того уже мертвую, так как вряд ли можно считать жизнью то жалкое прозябание, в котором пребывают эти гнусные создания, вечно трясущиеся в ожидании неумолимого возмездия за свои преступления, – это другое. В этом случае ИХ век становится длиннее лишь на какой-нибудь час или два.