Девятый круг

Я отступила на несколько шагов, чтобы прорезь стала чуть видней из-за верхнего света. Там под глазами различалось изуродованное лицо. По щекам тянулись полосы запекшейся крови. Что примечательно, внутри различался строгий воротничок клирика.

Лютер убил священника и запер его в железном гробу.

Зачем?

В тот момент, когда я пыталась рассмотреть табличку, меня снова окутал прилив внутреннего жара. Этих наплывов я натерпелась еще по ходу своей беременности, но такого, чтобы на лбу бисеринами высыпал пот, со мной еще не бывало.

На табличке ниже прорези значилось:

КРУГ 6: ЕРЕСЬ

Ты можешь сносить жару?

Больше ничего – ни кода, ни сопроводительных цитат.

Наплыв зноя делался все несносней. Пекло не только лицо; жар словно волнами всходил откуда-то из-под меня.

Я отошла от гроба, превозмогая головокружение, которое обычно предшествует тепловому удару.

От моей ветровки в буквальном смысле шел пар.

Тут мое внимание привлек пол. Точнее, кое-что под его решеткой.

Там, внизу, обозначились концентрические круги. Вначале мутно-лиловые, они постепенно вишневели и наконец сделались грязновато-оранжевыми, вроде конфорок на электропечи.

А жара все прибывала, превращая этот склеп в духовку – черт, да это и была она. Уже шипели, испаряясь, жидкости, заполняя воздух запахом мяса, которое начинало поджариваться.

Я кинулась к клавиатуре.

Все растущий зной путал мысли и не давал сконцентрироваться.

Так, в прошлой комнате шифра на табличке не было, но сработал соответствующий полицейский код. Ну а какой код может быть для… неимоверной жары?

Поджог?

Смахнув с глаз пот, я набила «447». Красный свет.

Жара росла все сильней, набирая разгон. Мельком оглянувшись, я увидела, что лицо священника в гробу лижут языки огня. Вонь горелого человеческого мяса заливала ноздри своей смрадной липкостью.

А ну-ка введем код пожара.

Его я из-за давности успела подзабыть, но вспомнила довольно быстро.

«904». Красный сигнал.

Ладно. А что, если «пожарная тревога»? «1170»?

Попробуем.

Снова мигнул красный огонек. У меня уже, кажется, коробились подошвы, а к запаху паленого подмешивался еще и запах жженой резины.

«1171». «Пожарная сводка».

Опять красный. Да чтоб тебя!

Оранжевый цвет набирался огнистости, и это я чувствовала теплом своих высохших носок и набрякшими ступнями.

Должно быть, ты что-то упускаешь из виду.

Выбравшись на середину пола, я повторно изучила взглядом комнату, в то время как дым, изливаясь из гробовой щели, как из кадила, своей смрадной едкостью першил у меня в носу.

Чего же, чего во всем этом недостает?

Вблизи я тот гроб уже оглядывала, но может, изначально что-то проглядела на входе.

Сквозь пелену дыма я глянула наверх, где воздуходув. Ага.

Вот на это я вообще не обратила внимания.

Там на дыру выхода надвинулась заслонка, на поверхности которой теперь был виден кружок с серебристой окантовкой из чисел и делений по окружности.

Что это, часы? Конечно, нет.

Это термометр.

Но чтобы взглянуть на него вблизи, нужно теперь снова лезть наверх.

Я поспешила к лестничным скобам и схватилась за ту, что на уровне груди.

Спустя мгновение я с криком отдернула от нее руки.

Металл буквально жег.

Я поглядела вниз, где от моих подошв начинал сочиться темный дымок. Всякая мысль о том, что Лютер не желает моей преждевременной смерти, растаяла в страхе, что я могу здесь зажариться заживо.

Я опустила рукава своей ветровки и использовала их как прихватки против печного жара.

Без охоты, но и без всяких колебаний я снова положила руки на горячий металл.

Я опять полезла наверх; несмотря на вопящие перенатруженные мышцы, роскоши отдыха я себе позволить не могла. Прокладка из ветровки отчасти выручала, но руки все равно жгло. За считаные секунды я добралась до верхотуры, где в сравнении с полом стояла благостная прохлада. Не отцепляясь от верхней скобы, я подалась, чтобы разглядеть термометр вблизи.

Кружок диаметром около десяти сантиметров крепился к заслонке магнитом. Я прищурилась; пот и дым поедом ели глаза. По виду это был лабораторный термометр со шкалой от –60° до 500° по Фаренгейту. Буквально у меня на глазах стрелка плавно переползла деление в 120F°[55].

Сообразно температуре во мне взрастала и паника. Что все это значит? Как соотносится с кодом, который Лютер мне дает? Он что, решил оставить меня здесь умирать?

Я подалась ближе: скоба, за которую я держалась, накалилась так, что скоро от нее уже придется отцепиться.

Охватила взглядом марку прибора, всю шкалу, все цифры, все… Вот оно.

Для того чтобы ухватывать детали, приходилось напряженно щуриться. Мне это мерещится, или кто-то в самом деле рядом с отметкой 375° F вставил еще один рубчик?

Это что, намеренно?

Жара становилась непереносимой.

С обезьяньей прытью я спустилась обратно в жару, где дышать было уже невозможно; еще минута, и я точно не вынесу.

Из гроба прорывались хищные языки пламени.

В комнате, застя все вокруг, клубился желтоватый дым.

Едва я ступила на решетку, как небрежно завязанный шнурок на одном из моих кедов осторожно затлел.