Макглэйд медленно вздохнул.
– Знаешь, о чем я сейчас логически мыслю? Мы с тобой снова связаны и ждем, когда какой-то маньяк замучит нас до смерти. По логике мне бы сейчас самое время обмочить штаны.
– Держись, Гарри.
– Просто дежавю какое-то, – посетовал Макглэйд. – Знаешь, сколько мне переснилось с той поры кошмаров? – Его голос надломился. – Я… я больше не выдержу, дружище.
– Выдержишь, обязательно.
Хотя в этих своих словах Фин сейчас сомневался. Тем более слыша, как со стороны Гарри доносится тихий плач.
Джек
Через одичалую поросль на переднем дворе я рванулась к крыльцу. Этот дом, как и все прочие, едва держался вертикально, всем своим остовом поведшись набок. Через дверь доносились женские крики.
Женщина. Я выдохнула полной грудью, втайне стыдясь облегчения, что это все-таки не знакомый мне человек.
Снова крик.
Бедняга нуждалась в помощи, но я колебалась. Врываться внутрь без оружия – дело достаточно рискованное.
Тем не менее я повернула дверную ручку и приоткрыла дверь.
В ущербном свете глаза некоторое время осваивались в темноте. Постепенно на дальнем конце гостиной (назовем ее так) я различила диван. Обивка на нем истлела, уцелел лишь деревянный каркас и ржавые пружины. Внутрь на свой манер пробралась природа – грязь, жухлые листья, катышки грызунов, лужицы стоялой воды. На полу под проводкой, вывалившейся из покоробленного гипсокартона, лежал опрокинутый журнальный столик.
– Эй? – осторожно, вполголоса окликнула я.
– Здесь! – заставил меня вздрогнуть женский крик.
При проходе через гостиную половицы под моим весом натужно скрипели, а я как могла огибала дыры там, где дерево прогнило.
В какой-то момент я остановилась и прислушалась.
Меня обступал темный узкий коридор; из бреши, что зияла в потолке, сеялся дождь. В конце коридора виднелась дверь, очерченная щелями в косяках, через которые просачивался свет. Из-за двери взрастал множественный хор стенаний, перешедший затем в невнятные причитания.
Преодолев оцепенелость страха, я тронулась вперед.
Одна из половиц подо мной с треском лопнула, и я всей ногой провалилась в подклеть, где ступня увязла в холодной грязи.
Упершись в пол локтями, я с грехом пополам выпростала ногу обратно и отползла в сторону, тяжко переводя дух и отирая пот, струящийся с лица.
Голоса из-за двери по-прежнему раздавались, но я все никак не могла двинуться, весь остаток своей энергии израсходовав на выскребание из подклети. Тяжко пульсирующая голова шла кругом, а тело пробирала истома усталости, даром что я буквально недавно очнулась от сна.
Не знаю, какими усилиями у меня получилось встать. Последние несколько шагов до двери я проделала, уже пошатываясь.
Распахнув ее, я, переводя дух, остановилась на пороге. Мерцание мошек по углам зрения давало понять, что до обморока мне совсем недалеко.
О боже… Боже правый.
Когда-то здесь была спальня с окном, выходящим на дворик с детской площадкой и видом на заводскую окраину.
Теперь щербатый пол здесь был голым, а облицовка стен содрана до анкеров, к которым крепились кандалы – ручные, ножные, шейные. Возле каждой стены в оковах стояло по четыре человека. Поверх вони экскрементов в комнате несносно воняло паленым мясом. Приглядевшись, я увидела, что от плеч старика в углу исходит дымок. Поникнув головой, старик недвижно свисал в изъязвленных обугленными дырьями лохмотьях, бывших некогда вельветовым пиджаком.
Обгорелые ступни попирали почерневшую от огня металлическую решетку, вделанную в пол.
Через комнату меня окликнула какая-то блондинка, по виду на несколько лет старше меня.
Наши взгляды встретились.
Ее глаза были мутны от беспросветного ужаса.
Мои, судя по всему, тоже.
Лютер
– Скажи это! Скажи! – изуверски орет он в микрофон. – Это лишь начало! Если собьешься, ты у меня узнаешь, что значит настоящая боль! Говори!
Джек
Из глаз женщины струились слезы, а тело била крупная дрожь.
– Добро пожаловать в ад, – вымолвила она потусторонним голосом.
– Лютер где-то здесь? – спросила я.
– Не знаю.
– Я помогу, – обнадежила я. – Вызволю вас всех отсюда.
С лицом, искаженным слепым страхом, женщина замотала головой:
– Помочь нам ты не сможешь.
Я сделала шаг вглубь комнаты, оглядывая в полу решетку. Там внизу резвились рыжеватые языки огня.
Эту спальню Лютер превратил в адову печь.
Сложно даже представить, сколько времени и денег могло уйти на сооружение чего-либо подобного. А главное, зачем? Какую цель преследовало все это бесовское усердие?
Наверху в одном из углов, где сходятся стены, я приметила камеру слежения. А под ней медную табличку примерно тридцать на десять сантиметров. На металле было выгравировано: «КРУГ 1: ЛИМБ», а дальше значились цифры: «666».
Я приблизилась к дымящемуся старику и пощупала его пульс, зная, впрочем, наперед, что ничего там не нащупаю. Затем я подошла к окликнувшей меня женщине и попробовала на вес ее цепи.
Тяжелое литое железо. Освободить этих несчастных без надлежащих приспособлений нечего было и думать. Я мельком глянула еще на двоих ослабело подергивающихся узников – глаза уже пустые, неподвижные.
– Я вернусь.