Девятый герцог Империи

— На каторге было совсем плохо с едой, да? — тихонько обратился я к спутнице, с жалостью глядя на то, как она сглотнула в момент, когда большое блюдо с запеченным целиком гусем опустилось на чужой стол.

— Да нет, в целом кормят там достаточно сытно, — быстренько отводя взгляд от такого притягательного жаркого, ответила явственно смутившаяся девушка. Немножко вымученно улыбнувшись, уточнила, видя нарисовавшееся на моем лице непонимание того, отчего же тогда она так голодна: — Просто для этого нужно достаточно хорошо работать.

— Что значит «достаточно хорошо работать»? — сдвинув брови, недоуменно переспросил я.

— Ну, к примеру, тот, кто не исполняет дневной урок, остается без ужина, — пояснила потупившаяся Энж.

— И ты часто без него оставалась? — сочувственно молвил я, догадываясь, что так оно и было.

— Часто, — подтвердила девушка, устремив взгляд на свои руки, теребящие салфетку. — Просто я совсем непривычна к такой работе, — тихо-тихо произнесла она, вроде как оправдываясь передо мной.

«Ну это и неудивительно, — подумал я. — Откуда взяться умению выделывать кожу и красить ткань у юной леди?» Поборов возникший в горле спазм, я с искренним участием спросил:

— Что, совсем тяжело тебе приходилось?

Энж, не поднимая глаз, кивнула. А потом, помолчав, поделилась:

— Самое жуткое — это когда на дубильные чаны ставят. Устаешь вроде и не сильно, а алхимическим реагентом так надышишься, напитаешься, что потом целую ночь уснуть не можешь, потому что все кости ломит, как от стылой лихоманки. — Поежившись, она прошептала: — Хорошо хоть на эти чаны чаще, чем раз в три дня, не ставят.

— Да уж, — только и смог сказать на это я.

Не сдержав охвативших меня чувств, протянул руку, ободряюще коснулся плеча Энж и ласково погладил ее. Получив в ответ благодарную улыбку и тихое:

— Спасибо.

— А что же выходные? Разве после особенно тяжелой работы каторжанкам не дают отдохнуть? — спросил я.

— Выходные? Какие еще выходные? — несказанно удивилась, вскинув на меня взгляд, девушка.

— Ну, мне старший триарх… этот, как его… Оскар Бартинелли… говорил, что полагаются они каторжанкам, дескать… вроде как, — попытался растолковать я, но в итоге смешался и растерянно уставился на недоуменно хлопающую глазами девушку.

— А, эти выходные, — кивнула златовласка, похоже, наконец-таки сообразив, о чем идет речь. — Один, Кэр. Каторжанкам полагается всего один выходной в год, — чуть кривовато улыбнувшись, сказала она. — Поэтому многие там свой срок заключения не в годах, а в выходных днях исчисляют…

— А что насчет праздничных дней? — перебил я ее, начиная подозревать, что просвещавший меня о каторжных порядках Бартинелли слишком уж все приукрасил. Или, вернее, просто умолчал о многих важных моментах, все сильно меняющих в нарисованной им благостной картинке.

— Их немного, — вздохнув, пожала плечами девушка. — Да и сокращенный двенадцатичасовой день лучше, конечно, обычного, четырнадцатичасового, но не так чтобы сильно.

— Нет, в самом деле, в Надзорном ведомстве порядочные люди не служат! — возмущенно произнес я, озлившись на себя, доверчивого лопуха, и на этого брехуна Оскара. С трудом погасив обуявшую меня злобу, буркнул: — Мало того что обременяют слабых женщин тяжкой многочасовой работой, не давая им никакого отдыха, так еще и не кормят толком.

— Это каторга, Кэр, — без тени улыбки заметила Энж и теперь сама уже успокаивающе коснулась рукой моего плеча. — Да ничего, жить там все же можно. Даже если оставаться без ужина. — Но прозвучали ее слова не слишком-то уверенно, и, поняв это, девушка добавила: — Ведь ночь можно и перетерпеть, а для восполнения сил вполне достаточно сытных завтрака и обеда.

На что я довольно скептически хмыкнул. Ибо говоря все это, Энжель не удосужилась убрать голодный блеск из своих глаз… Да и как ни крути, а заметно осунулась она за время, проведенное на каторге. Значит, ее питание было явно недостаточным.

— Нет-нет, Кэр, правда! — попыталась убедить меня златовласка. — Остаться без ужина несколько раз в неделю — это ерунда! А вот… — Смущенно запнувшись, она замолчала.

— А что тогда не ерунда? — насторожился я.

— Ну… — замялась поначалу Энж. — Просто я ведь большую часть времени в карцере провела… А там из еды только хлеб да вода, — потупившись и вздохнув, все же сказала она.

— Ты? В карцере? За что?! — возмутился я, проникаясь острым желанием вернуться на Коуриджскую каторгу и жестоко покарать того, кто додумался сунуть бедняжку златовласку в этот их металлический ужас — карцер, явно имея поводом лишь желание поиздеваться над ней.

— Ну… Много за что… — попыталась уйти от ответа явно не желающая развивать эту тему Энжель. — Просто я, как это там называется, — вечная залетчица… — видя, что я не отстану, с покаянным вздохом созналась она, чуть при этом покраснев.

— Ты — залетчица?! — обалдело разинул я рот, не в силах поверить в услышанное.

В голове просто не укладывалось, что такая лапочка, как Энжель, вела себя на каторге так, что ее на вполне резонных основаниях отправляли в карцер.