Девятый Дом

– Просто найди Тару.

– Надеюсь, что этот отвратительный предмет притянет ее ко мне. Но ее смерть была жестокой. Возможно, она где-то приходит в себя. Загробная жизнь может ужасать новопреставленных.

Об этом Алекс не подумала. Она просто предполагала, что умершие переходят в какое-то состояние. Безболезненность. Умиротворение. Она снова взглянула на поверхность воды, на колеблющееся отражение Жениха, на эти чудовищные формы где-то позади него, и вздрогнула.

Как перешла в иной мир Хелли? Ее смерть была… Ну, в каком-то смысле, по сравнению с Тарой, по сравнению с Леном, Бетчей и Ариэлем она умерла относительно мирно.

И все же это была смерть. Слишком ранняя смерть.

– Найди ее, – сказала Алекс. – Найди ее, чтобы я могла выяснить, кто ее убил, а Тернер смог его посадить прежде, чем он доберется до меня.

Норс нахмурился.

– Не уверен, что детектив – подходящий союзник в подобном предприятии.

Алекс откинулась на стенку горна. Ей хотелось вылезти из воды, но она опасалось, что еще рано.

– Не привык видеть черных с жетоном?

– Я не лежал в гробу последние сто лет, мисс Стерн. Я знаю, что мир изменился.

В его гробу.

– Где ты похоронен?

– Мои кости в Эвергрин, – он скривил губы. – Настоящая туристическая достопримечательность.

– А Дейзи?

– Ее семья погребла ее в их мавзолее на Гров-стрит.

– Так вот почему ты вечно там рыскаешь.

– Я не рыскаю. Я хожу туда, чтобы отдать дань уважения.

– Ты туда ходишь, потому что надеешься, что она увидит, как ты раскаиваешься, и простит тебя.

В гневе лицо Норса менялось. Становилось менее человеческим.

– Я не убивал Дейзи.

– Полегче, полегче, – промурлыкала Алекс. Но ей не хотелось больше его провоцировать. Он был ей нужен, и она могла бы предложить ему мир. – Мне жаль, что я так поступила в квартире.

– Нет, не жаль.

Вот тебе и мир.

– Нет, мне не жаль.

Норс отвернулся. Его профиль был словно высечен для монеты.

– Этот опыт не был однозначно неприятным.

Вот это ее удивило.

– Нет?

– Он был… Я забыл, каково быть в теле.

Алекс задумалась. Ей не следует углублять их связь. Но если, входя в нее, он мог видеть ее воспоминания, то, может, и его мысли могли открыться ей. В хаосе борьбы она почти ничего о нем не узнала.

– Можешь вернуться, если хочешь.

Он замялся. Почему? Из-за интимности этого действия? Или ему было что скрывать?

Доуз шумно вошла с заставленным тарелками подносом в руках. Она поставила его на шкаф с картой.

– Я не заморачивалась. Пюре. Макароны с сыром. Томатный суп. Зеленый салат.

Едва Алекс ощутила запах еды, как у нее заурчало в животе, а рот наполнился слюной.

– Доуз, ты настоящее сокровище. Можно я вылезу?

Доуз взглянула на воду.

– Выглядит чистой.

– Если вы собираетесь еесть, я останусь, – сказал Норс. Его голос был спокойным, но в водном зеркале лицо его выдавало желание.

Доуз протянула Алекс полотенце и помогла ей неуклюже выбраться из горна.

– Можно мне на минутку остаться одной?

Доуз прищурилась.

– Что ты собираешься сделать?

– Ничего. Просто поесть. Но если ты… Если что-нибудь услышишь, можешь не стучать. Просто входи.

– Я буду внизу, – настороженно сказала Доуз и закрыла за собой дверь.

Алекс склонилась над горном. Норс ждал в отражении.

– Хочешь внутрь? – спросила она.

– Окуните руку, – пробормотал он так, словно просил ее раздеться. Но, разумеется, она и без того уже была раздета.

Она опустила руку в воду.

– Я не убийца, – сказал Норс и потянулся к ней.

Она улыбнулась и они переплели с Норсом пальцы.

– Разумеется, нет, – сказала она. – Как и я.

Она смотрела в окно. Она чувствовала возбуждение, гордость и спокойствие, каких никогда не знала. Мир принадлежал ей. Фабрика, более современная, чем у Брюстера и Хукера. Город у нее перед глазами. Женщина рядом с ней.

Дейзи. Она была восхитительна: прелестное точеное лицо, завитые волосы, касающиеся ворота ее закрытого платья, мягкие белые ладони, спрятанные в муфте из лисьего меха. Она была самой красивой женщиной в Нью-Хейвене, возможно, в Коннектикуте, и она принадлежала ему. Ей. Мне.

Дейзи с озорным взглядом повернулась к нему. Иногда ее ум выбивал его из колеи. Он был не совсем женственным, и все же он понимал, что этот ум возносит ее над всеми красавицами Элм-сити. Возможно, она и не была в действительности самой красивой. У нее был слишком острый нос, слишком тонкие губы – но боже, какие слова с них срывались, смешные, быстрые и иногда дерзкие. А ее фигура и бойкая улыбка были и вовсе безупречны. Она попросту была самой живой из всех, кого он когда-либо встречал.

Все эти расчеты были произведены в одно мгновение. Он не мог от них отказаться, потому что они всегда вызывали у него чувство триумфа и удовлетворения.