Девятый

- Эй! Зеленый! Анекдоты про пернатых закончились - больше не могу вспомнить. Может, на стихи перейдем? Как ты относишься к Гумилеву? Хорошо относишься? Молчание - знак согласия! Итак, Николай Гумилев, стихотворение "Попугай". То есть про тебя. В этом мире исполняется впервые - эксклюзивная декламация.

Осторожно перебросив ногу через бревно, я блаженно замер: отдохну минут пять, и заодно познакомлю зеленого с шедеврами земной поэзии:

- Я - попугай с Антильских островов,

Но я живу в квадратной келье мага.

Вокруг - реторты, глобусы, бумага,

И кашель старика, и бой часов.

Восхищенный птиц, разинув клюв, взволнованно ловил каждое слово - явно за душу задело.

- Пусть в час заклятий, в вихре голосов

И в блеске глаз, мерцающих, как шпага,

Ерошат крылья ужас и отвага

И я сражаюсь с призраками сов…

Попугай, покинув позицию, подобрался ко мне, присел, вытянул шею, будто пытаясь изобразить хищного ящера мезозоя.

- Пусть! Но едва под этот свод унылый

Войдет гадать о картах иль о милой

Распутник в раззолоченном плаще…

На этой строке меня невежливо перебили:

- В этом кабаке подают свежее пиво? - пропитым голосом матерого алкоголика поинтересовался попугай.

- Что?!!

Поступок пернатого оказался столь неожиданным, что я, дернувшись, опрокинулся набок, из-за чего бревно совершило полоборота вокруг своей оси. Зеленого при этом едва не смыло "за борт" - чудом успев взлететь, он с противно-укоризненными криками начал описывать круги над моей головой.

Вернув плавсредство в прежнее положение, замер, ожидая, когда говорящий птиц успокоится. Долго ждать не пришлось - попугай вернулся, устроившись как можно дальше от меня: перестал доверять такому неуклюжему мореходу.

- Зеленый, прости! Давай забудем о моем прегрешении. Согласен? Отвечай. Ну? Скажи хоть что-нибудь! Или у меня опять галлюцинации начались - теперь уже слуховые?!

В ответ лишь холодное презрение. Ну ничего - сейчас тебя расшевелю!

Я рассказал попугаю сказку про Колобка. Потом отрывок из пушкинской "Полтавы". Затем дошла очередь до Горация. Про Колобка, судя по заинтересованным посвистываниям, ему понравилось больше всего, но ни слова, гад, в ответ не произнес.

Пришлось перейти к артиллерии посерьезней - я начал петь песни. От попсы до авторских - одну за другой. На "Арии" ошеломленный птиц начал сдаваться - чуть не завалился на пятую точку от культурного шока и, быстро перебирая лапами, бочком прискакал ко мне, заискивающе заглянул в глаза, всем своим видом намекая на продолжение.

- Что, зеленый, - рок уважаешь? Жаль без музыки - ты бы тогда плясать начал. Продолжать? Ну? Хоть что-нибудь ответь!

- Якорь тебе по лбу! Плевок ходячий! Земля по курсу! - хрипло выкрикнул попугай.

На этот раз я совладал с собой - бревно даже не дрогнуло. Зеленый действительно разговаривал, причем я его прекрасно понимал. Но при этом ни одного знакомого слова - едва о них начинаю задумываться, как получаю просто бессмысленный поток звуков.

Однако каким-то образом понимаю, о чем речь…

Где- то рядом робко зазвенела рояльная струна -палец великого мага (или, если мир не магический, великого мудреца с таинственным артефактом) коснулся клавиши. Это чужой язык, ничем не похожий на знакомые мне земные (а я в свое время "ин-яз" закончил - немного соображаю). Раз все понимаю (хотя и не без странностей), то какой вывод? Нет, в то, что меня обучил попугай-гипнотизер, я не верил. Эти птицы и на Земле поболтать не дураки - ничего удивительного: жил на корабле, потерялся, летел над морем, устал, увидел бревно, присел передохнуть.

Не в попугае дело. Куда бы ни пропала информационная матрица прежнего хозяина тела, кое-что от нее мне осталось в наследство. Как минимум, знание языка (или языков). Пусть даже частичное. Видимо, в мозгу на этот случай имеется автономный "жесткий диск", сохраняющий информацию после гибели системы: ставь новую операционную систему - и пользуйся.

Интересно: понимать я зеленого понимаю, но сказать что-нибудь на его родном языке не могу. Но уверен - это возможно. Знание языка, похоже, даже на физиологическом уровне оставляет след - мой непрерывный монолог на родном великом и могучем привел к спазмам в языке и одеревенению глотки. Чужой речевой аппарат не был приспособлен к произношению подобных созвучий. А вот попытка воспроизвести то, что говорил попугай, будто бальзам на рану: могу часами такие словечки выдавать без напряжения.

Размышляя на тему лингвистики, я неосторожно расслабился, потеряв бдительность, за что и поплатился. Попугая мое молчание огорчило - взгляд у него стал злобно-раздраженным; издав негодующий крик, он больно клюнул меня в нос, после чего, мастерски избегая расплаты, шустро взлетел.

- Ах ты, петух-недоросток! - выкрикнул я вслед, успев чуток обрызгать негодяя водой.