Девятый

Привал на обед устроили посреди леса. Я, если честно, готов хоть в седле жрать, лишь бы побыстрее ноги унести из этого милого края, но лошади и коровы капризные твари: их надо кормить, гонять на водопой и отдых давать. Это мы, люди, готовы сутками бежать, если жареный петух в одно место клюнет.

Иридиане без намеков выделили пайку дружинникам, раз уж те оказались в их расположении, а меня пригласил к своему столу Канфидус. Отказываться я не стал, по старой памяти подозревая, что давиться сухарями и сушеной дичью не придется. Так и оказалось: епископ скромно, по-походному, постничал охотничьими колбасками, копченой лосятиной, холодными пирогами с яйцами и диким луком, и даже окрошкой в высоких глиняных тарелках — ее, видимо с утра нарезали, а сейчас квасом залили и сметаной заправили. Про хлеб черный и белый и два вида соусов можно даже не вспоминать. Не знаю, что не так с их религией, но некоторые особенности образа жизни иридиан мне очень понравились.

Канфидус ел молча, а вот после, когда подали чай с костра, решил устроить мне допрос:

— Скажите, Дан — а сколько вам лет?

Про прежнее тело я ответ знал — двадцать девять. Да только оно уже восемь дней как мертво — лежит сейчас в могиле, где-нибудь на не особо престижном кладбище, и подбираются к нему голодные беспозвоночные создания… От этой мысли слегка передернуло, и епископ, неправильно поняв гримасу, поспешно поднял руки:

— Да не надо говорить, если не хотите — я просто из пустого любопытства интересуюсь.

— Просто молод я еще — возраст не тот, чтобы хвастать, — ушел от ответа дипломатично, ведь и сам не знал, сколько этому телу.

— Если в таком юном возрасте столько добились, значит, лукавите — есть чем похвалиться.

— И чего же я добился?

— Вы полноправный полуденный страж, раз самостоятельно странствуете по опоганенным землям, и за вами вон сколько людей пошло — небольшая армия. Простому юнцу вряд ли по силам удержать вместе варваров-бакайцев и иридиан.

— Как раз ничего сложного: и тем и другим это выгодно. Будь на моем месте бобер на лыжах — без разницы: все бы за ним пошли.

— Не надо преуменьшать свои заслуги. Уж бакайцы вас точно уважают — хотя бы за то, что в бою против погани хорошо себя проявили.

— Подколоть бурдюка не сильно сложно — все так говорят.

— Ага — слыхал такое. А полностью эта поговорка звучит так: "Подколоть бурдюка несложно — гораздо сложнее найти прачку, которая после этого сможет штаны отстирать". В оригинале текст более груб и вульгарен — вы уж извините: сан не позволяет такое вслух произносить.

— Канфидус — вы, как я догадываюсь, не с рождения при еретиках. Зачем вас, неглупого человека, понесло в религию?

— Ради будущего… все ради будущего… Вы верите в будущее нашего мира?

— Вы что имеете ввиду?

— О погани, разрастающейся будто плесень, и не видно этому остановки. О дикости, чья плесень растет еще быстрее. Наш мир медленно умирает — его пожирает гниль. На нашу жизнь его еще хватит, но вот что мы оставим внукам? Я не знаю… и не верю в хорошее… Не верю, что будущее появится само собой — за него надо побороться. А вы как думаете?

— Еще не задумывался, но точно знаю, что церковники вроде вас постоянно такое рассказывают: смерть идет, последние дни наступают, нравы падают, нечисть из углов выползает — покайтесь, пока не поздно, молитесь и не забывайте жертвовать на новый храм.

— Вы решили, что я вам проповедь читать собрался? Эх молодость… Дан — я не о вере вовсе: я о том, что происходит здесь и сейчас. При желании мы можем свернуть с пути, и осмотреть руины, что на карте обозначены — еще три поколения назад там был цветущий город, а теперь лишь прах. Лес, звери, и ни одного человека. Даже погань отсюда ушла — завоевывать новые земли и жизни. В этом городе, вы, возможно, увидите развалины величественных зданий: больше такие не возводят. Почему? Потеряны знания, или просто уже не хотят тратить силы на бесполезную красоту. Знания и умения их применить — вот высшая ценность.

— И в чем заключается ценность? — с интересом уточнил я.

— Оглянитесь — эту землю люди потеряли. Почему? У них ведь были мечи и боевые топоры, воины в крепкой броне, стрелы с железными наконечниками. Почему же они не смогли защититься? Да потому что враг оказался сильнее. Мы слабеем, а они усиливаются. Чем дальше, тем будет хуже — что к ним от нас попало, то уже никогда не возвращается. Мы проиграем эту войну, если не изменим ее правила. Вы ведь видели наши огневые копья? Понравилось?

— Интересное оружие, но насчет понравилось, вряд ли — я едва не погиб.