Девятьсот семнадцатый

— Ты не думай чего-нибудь. Я сам сейчас революционер. Состою в партии конституционных

демократов. Я за разумную свободу. Но чтобы заслужить ее, нам нужно разгромить насильников-немцев. А ты,

Гончаренко, состоишь в какой-нибудь политической организации?

— Нет, не состою… Где мне уж!

— Зря. Иди-ка ты к нам. У нас в партии есть простой народ. Есть и солдаты. Теперь, когда большевики

губят свободу, всем честным гражданам нужно объединиться вокруг нашей партии, а не сидеть сложа руки.

— Да… Это правильно… Но я разберусь еще.

— Конечно, надо разобраться. Приходи ко мне, я дам тебе партийную литературу, сведу на собрание.

— Значит, по-вашему, нужно драться с большевиками? — недоверчиво спросил Гончаренко.

— Ну, разумеется. Вот я состою членом городского совета. Жаль, что тебя там нет. Ты бы своими глазами

увидел, что вытворяют эти гнусные большевики. Они ни с какими авторитетами не считаются. Представь себе,

для них, все кто не с ними, — предатели и изменники, а на самом деле — сами предатели и изменники. Какой

позор! Наших великих вождей, Павла Николаевича Милюкова и Керенского, Александра Федоровича, людей,

всю жизнь посвятивших революции, они именуют врагами народа. Ну, разве не позор? Словом, возмутительно.

— Ну, за что мы, по-вашему, воевали?

— Война должна быть, — не отвечая па вопрос, продолжал Сергеев. — А когда окончится война, когда

мы победим, тогда наступит время разобраться во всем. Но не раньше. А теперь не время. Теперь нужно все

силы бросить на войну. Большевики мешают, они сеют в стране рознь и вражду. Ты только представь себе,

Гончаренко, ведь они считают каждого человека, у которого есть пара лишних штанов, буржуями; а таких, как я,

офицеров из народа, объявляют врагами народа. Не удивительно, что за ними иногда масса идет.

— А что же вы думаете делать с большевиками? Ведь они против войны.

— Да. Но пока ничего не поделаешь. И можно сказать, зря мы няньчимся с ними. У революции должны

быть железные законы, и таких, как большевики, нужно устранять. Я уверен, что они будут устранены в

ближайшие дни.

— А что же вы все-таки думаете делать с ними? — повторил свой вопрос Гончаренко.

— В интересах свободы, равенства и братства, победного окончания войны кое-кого из них нужно

арестовать, а иных и расстрелять. Это необходимо для острастки других.

— Выйдет ли у вас это?

— Выйдет — вот увидишь. У нас здесь организован центр друзей свободы и военный комитет. Как

только наступит время, а оно приближается, мы будем действовать решительно.

Гончаренко слушал собеседника, смотрел на его погоны и думал:

“Вот офицер Сергеев претив большевиков, а солдат Удойкин почему-то с ними. Отчего это так? Неужели

Удойкин на немецкие деньга работает? Нет, врет Сергеев. И какие же у большевиков деньги есть, если у них нет

даже тысячи рублей, чтобы выручить товарищей? Что-то неладное здесь. А с другой стороны, откуда у Думы

деньги? Нет, надо узнать и выяснить”.

— Ты зайдешь к нам, Гончаренко, а тебе я письмо из полка дам почитать.

— А что пишут?

— Да все по-старому, только большевистская зараза начинает косить и там. Батальонный Черемушкин

написал мне, что арестовали одного голубчика. И расстреляют, наверное.

— А кто он? Не из нашего взвода?

— Представь себе, как раз солдат нашего отделения. Некий Васяткин. Из вновь прибывших. Такой нахал!

Купили, как видно, парня. Ну, а он рад стараться.

— Откуда у них денег столько, чтобы всех покупать? Что-то не верится, — вырвалось у Гончаренко.

— Откуда? Из Германии привезли. Главный большевик, старый каторжник Ленин, в запломбированном

вагоне приехал из Германии. Думаешь, с пустыми руками приехал?

“Нет, что-то неладно. Нужно скорее узнать… Завтра же пойду к большевикам и все выясню”, — думал

между тем Гончаренко.

Вино было выпито, закуска съедена. Они расплатились и вышли из кафе.

— Ну, мне на заседание, — проговорил Сергеев, пожимая руку Гончаренко. — Ты зайдешь ко мне? Не

потеряй адрес.

— Как время выберу, зайду обязательно.

— Вот и заходи. Между прочим, от нашего гарнизона в школу прапорщиков нужно десять человек

послать. Теперь доступ легкий, принимают с низшим образованием. Если хочешь, я это сделаю. Тебя пошлют.

— Подумаю, господин поручик.

— Ну, уж и господин. Зачем титулование между друзьями? Ты для меня Гончаренко, а я для тебя просто

Сергеев. И не больше. Ну, заходи. Пока.

*

С утра Гончаренко завертелся, как белка в колесе. Много сил и времени отняла врачебная комиссия.

Только к полудню он прошел ее. Состояние здоровья его нашли удовлетворительным и постановили выписать в

команду выздоравливающих. Пошли опять хлопоты по оформлению перевода. Наконец, он получил путевку и

вещи.

Время было уже за полдень, когда он с вещевым мешком за плечами переступил порог госпиталя и

вышел на улицу. У подъезда он столкнулся с Марусей. Смущенно поздоровался.

— Здравствуй, Вася, что, на новое житье перебираешься?

— Да, выписали в команду выздоравливающих.

— Почему вчера не пришел?

— Выл занят, Маруся.

— Если бы любил — нашел время. Ведь любишь, скажи?