Девятое Термидора

В качестве своего человека, каким он стал за несколько дней в доме графа Воронцова, Штааль явился на раут чуть ли не в восемь часов вечера. Распоряжавшийся приемом Лизакевич, большой, хоть отставной и несколько разочарованный, знаток требований светского этикета, критически осмотрел юношу и снисходительно сказал "all right"; однако рекомендовал впредь надевать к фраку галстук, доходящий лишь до подбородка, а не до ушей. Штааль сослался было на авторитет князя Бориса Голицына. Но на это разочарованный советник с презрением заметил, что князь Голицын - шарлатан, которого только в Петербурге могли произвести в законодатели моды; в Европе же моду предписывают принц Уэлльский и граф д Артуа - и больше никто. С Лизакевичем вступил в спор секретарь миссии Кривцов, чрезвычайно живой юноша, раз навсегда усвоивший себе беззаботно-веселое ироническое отношение ко всему на свете. Этот тон очень шел дипломату и способствовал карьере Кривцова. Молодой секретарь, неизменно во всем возражавший Лизакевичу, доказывал, что граф д'Артуа больше не является законодателем в вопросах моды, ибо, во-первых, Бурбоны потеряли престол, а во-вторых, панталоны sans un pli [без единой морщинки (франц.) ], которые пытался ввести французский принц, скандально провалились. Лизакевич не удостоил Кривцова ответа по существу.

- На кого вы лапу поднимаете? - сказал он с презрением, смеривая молодого человека взглядом. - Вот тоже отыскался знаток... Вы бы сначала выучились приглашения писать как следует. Этот юнец, - обратился он к Штаалю, - младшему сыну графа написал на конверте "лорд". А я десять раз объяснял: только младшие сыновья герцогов и маркизов имеют courtesy title [почетный титул (англ.) ] лорда; а дети графов, виконтов и баронов все honourable, только honourable [высокородный (англ.) ]. Ну, что там о нас подумают? Ясно, скажут: дикари...

Советник Лизакевич, старый, совершенно разоренный карточной игрой и чьим-то банкротством дипломат, один во всей миссии знал сложную науку английских приглашений и, не заглядывая в справочник, мог сказать полные титулы - настоящие и courtesy titles - всех лордов королевства, равно как их старших и младших сыновей.

- Виноват, ошибся, Василий Григорьевич, - сказал как будто насмешливо, но и несколько досадуя на себя за промах, Кривцов. - Англичане и не то делают. Семена Романовича называют "граф Романович Воронцов", - я сам читал в газетах.

Послышался смех. Лизакевич недовольно оглянулся на Штааля и на секретарей.

- Смейтесь, смейтесь над англичанами, - проговорил он. - У нас газеты пишут "сэр Грей" вместо "сэр Чарльз Грей", и мы не смеемся, хоть это так же неграмотно, как "Романович Воронцов". Только англичанам простительнее, потому что Россия - дикая страна и ее обычаи знать необязательно. Ну, да что с вами говорить!.. Лорд Аукленд наверное будет? - обратился он с вопросом к другому секретарю.

- Приедет с дочерью, - ответил тот.

- Кто такой? - тихо спросил Штааль Кривцова.

- Лорд Аукленд, - строго повторил услышавший Лизакевич. - Виллиам Эден, первый барон Аукленд, посланник в Нидерландах. Только что прибыл в Лондон на несколько дней...

- Дело не в лорде, а в евоной дочери, - пояснил Штаалю Кривцов. Очень батюшка хотят выдать девочку за Питта и уж кстати, по случаю брака, получить должность хранителя печати. А вот Питт не желает, говорят, ни жениться на мисс Элеоноре, ни давать the privy seal [малая государственная печать (англ.) ] ее отцу. Я держал пари, что он не женится. На Питте тщетно пробовали свои чары первые красавицы Европы...

Секретари миссии вступили в спор о генеалогии лорда Аукленда; затем перешли на генеалогические вопросы вообще. Кривцов доказывал, что Кривцовы, Еропкины, Татищевы, Дмитриевы-Мамоновы, Ляпуновы - те же Рюриковичи, хоть и утратили княжеский титул. Другой служащий миссии, Назаревский, категорически это отрицал; по его мнению, одни только сохранившиеся княжеские фамилии представляли собой истинное потомство Рюрика. Штааль с горечью слушал спор; он ощущал в таких случаях особенно болезненно собственное темное происхождение.

Ровно в десять часов вечера Семен Романович хмуро вышел из своего кабинета. Лизакевич немедленно его поймал и поделился с ним каким-то сомнением, касающимся приема первого министра. Воронцов, у которого болела голова, досадливо отмахнулся.

- Сажайте Питта куда хотите, - сказал он. - Или еще лучше, пусть он садится сам, без ваших указаний. Да ведь ужина нынче не будет? И пожалуйста, не волнуйтесь: велика невидаль Питт. Кстати, он предупредил меня, что приедет очень поздно...

И, услышав снизу удар молотка, Семен Романович со вздохом направился на свой пост - на верхнюю площадку парадной лестницы, у входа в первую гостиную. Там он встречал приглашенных, обольстительно улыбаясь каждому входящему, говоря всем самые любезные вещи и затем сдавая гостей Лизакевичу, исполнявшему роль хозяйки.