Девятая жизнь Луи Дракса

– Это значит, что я не собирался говорить им про свое желание. А потом сказал, потому что Пап'a отругал меня за конфеты.

– Какие конфеты?

– Вообще-то это были не конфеты. Это Пап'a так решил, что это конфеты. Они были у меня в кармане. Я только одну съел.

– Если это были не конфеты, Луи, тогда что?

– Тра-ля-ля.

– Ведь Пап'a рассердился?

– Таблетки для женщин даже не похожи на конфеты, и по вкусу тоже не как конфеты. Их просто глотаешь, и все. Пап'a стал спрашивать, откуда они у меня в кармане и зачем я съел таблетку. А я взял и сказал, что пил по одной таблетке в день.

– Луи, ты что, принимал женские таблетки?

– Конечно.

– Но зачем?

– Чтобы превратиться в девочку.

– Зачем тебе это нужно?

– Чтобы не стать насильником. Я сказал это Пап'a, а он стал кричать на Маман и обзывать ее патологической лгуньейи к чему это привело и тра-ля-ля, а я попытался их помирить и сказал вслух свое желание. Ну, которое я сказал – чтобы он оказался моим настоящим папой. Ведь если бы он был моим настоящим папой, я не стал бы пить таблетки. Так что это Пап'a виноват, а не Маман.

– И что было дальше?

– А потом я сказал, что знаю, кто мой настоящий отец, это насильник Жан-Люк, и он очень сильно подвел Маман. И теперь ей не хочется, чтобы я вырос и стал такой же. А я ведь тоже не хочу, потому что насильникам отрезают пиписьки, и мне тоже отрежут, чтобы я не стал насильником. Может, я даже сам ее себе отрежу, у меня есть перочинный ножик. Но сначала я попробую принимать женские таблетки.

– А потом?

– А потом Маман начала кричать на Пап'a, а я убежал, а Маман побежала за мной, а Пап'a побежал за ней, а мне все время кричал, что Жан-Люк никакой не насильник, «я могу тебе это доказать, Луи, она все врет, поедем со мной в Париж».

– А ты этого хотел, Луи? Ты хотел поехать с Пап'a в Париж?

– Нет. Да я бы туда и не попал, потому что она схватила меня прямо у обрыва, а там опасно, и еще она все кричала на Пап'a. А он остановился. Он сказал: «Отпусти Луи, Натали». Потому что мы стояли на самом краю. «Отпусти его».

– А потом что?

– Она меня все равно не отпускала и потащила к самому краю.

– Зачем, Луи?

– Тра-ля-ля.

– Что она собиралась сделать, Луи?

– Ей это можно, знаете. А Пап'a этого не понимал.

– Что ей было можно?

– Такое секретное правило. Называется Право Избавления. А потом вдруг Пап'a прыгнул и схватил нас обоих, оттолкнул ее и закричал: никогда этого больше не делай. А мне закричал: беги в машину и сиди там, но она его как толкнет, и он зашатался, как в мультике и тра-ля-ля.

– Он упал?

– Это мог быть несчастный случай. Уж я-то разбираюсь в несчастных случаях. Это мог быть несчастный случай, можно подумать и так, будто она хотела ему помочь.

– Луи, так это был несчастный случай или нет? – спрашивает Жирный Перес.

– Могло быть и так. Я бы мог подумать, что так оно и было. Я бы мог так подумать.

– И что же ты сделал? – шепотом произносит Жирный Перес. Голос у него надтреснутый, как в старом радио, которое не держит волну.

– Я сделал как она хотела, я всегда ее слушался. На этот раз ей даже не нужно было мне помогать. Это было просто. Я привык. Я все время так делаю. Но она не виновата.

– В чем не виновата?

– В том, что я сделал. Я же сам это сделал. Это был мой выбор. Она говорит, если ты делаешь выбор, то никто не виноват. Это наш собственный выбор, и нечего выдумывать всякие истории, чтобы выпендриться. Нужно смириться со своим выбором и не сваливать на остальных.

– И что же ты сделал? – шепчет Жирный Перес. Его голос уже далеко, далеко, да и мой, пожалуй, тоже. В груди вдруг больно, словно что-то лопается.

– Я пошел задом. И считал шаги. Вышло пять шагов. Это было просто. Раз два три четыре пять. Потом я подумал, что, может, еще есть шесть, но шести не было. Вместо шести я упал в воду и умер.

* * *

И тогда у Луи Дракса остановилось сердце.

Я очнулся от страшного крика. В палату влетела Натали Дракс, за нею еле поспевал Наварра. Вокруг царила полная неразбериха. Сначала я вообще не соображал, что происходит: я пребывал в каком-то оцепенении, на грани сна и бодрствования, однако помнил каждое слово Луи, и голова у меня шла кругом. Глаза мальчика были открыты. Распахнуты, как и в прошлый раз. Я видел, как Шарвийфор выбежала, чтобы позвать на помощь, видел, как Жаклин подкатывает аппарат искусственного дыхания. Потом детектив вернулась с двумя медсестрами, а Жаклин торопливо подключила ребенка к аппарату.

– Мы его теряем, – сказала Жаклин. Голос спокойный, но чувствовалось, что она вся собралась в кулак. – Я не могу завести аппарат. Я звоню Водену.

– Нет, – быстро проговорила Шарвийфор. – Нет времени. Паскаль сам справится. Правда, Паскаль?

– Не знаю, – промямлил я. Я еще был далеко от происходящего, словно еще оставался в сознании Луи, совсем не здесь. Где-то там, в искривленном пространстве, темном и таком холодном…