Девятая рота. Дембельский альбом

— И потом, у меня к тебе тоже будут вопросы, — с хитрецой заметил Бекбулатов.

— Мы что, будем торговаться? Не смеши меня, Пиночет. Я все равно смертник. И отвечать на твои вопросы, касающиеся моей службы, не буду. Лучше сразу убей.

— Другого ответа я от тебя и не ожидал. Давай лучше расскажу о себе. Ты видел, как меня там, в Афгане, убивали?

— Да, видел. Но не мог помочь, не успел…

— Знаю. Так вот, меня не убили. Я был лишь очень тяжело ранен. А тот араб, с которым я дрался и который всадил в меня десяток автоматных пуль, был Усама! Да, именно он. Во время отхода «Черных аистов» с нашей высоты он неожиданно заметил, что я еще дышу!

— И вдруг спас того, кто только что его убивал? — недоверчиво спросил Лютый. — Так не бывает!

— Бывает! Сначала он хотел меня добить, прирезать. Но потом посмотрел на мое лицо — и признал во мне мусульманина! Он был вестником Аллаха, это я понял потом, когда оправился от ран, хотя с такими дырками в груди не выжил бы никто и никогда. Произошло настоящее чудо! — Бекбулатов говорил о происшедшем с ним без всякого фанатизма, честно и искренне, как человек, глубоко уверенный в своей правоте. — Усама рассказывал позже, что сам не знает, почему приказал своим воинам вынести меня с поля боя, доставить в лагерь. Потом, на базе «Черных аистов», меня долго лечил хороший доктор — американец. Мне обеспечили отличный уход, буквально пылинки с меня сдували. Ты не думай, в Афгане я больше не воевал. Хотя тебе известно, что наши… то есть, ваши, советские, сражались там еще два года после вывода войск. Но Усама сказал мне: Аллах сохранил тебе жизнь для служения нашему святому, правому делу! Теперь ты мой!

— И ты стал моджахедом… — утвердительным тоном сказал Олег.

— Как видишь, стал. Возьми свой амулет, — он снял с шеи и протянул Лютому его медальон.

— Как он оказался у тебя? — спросил Олег, надевая талисман. — Я же выбросил его в горах!

— Советские войска ушли с высоты у дороги на Хост. А Усама через год снова вернулся туда со своим отрядом. Теперь это была его дорога. И Гардез — его. И Хост. Кто-то из «Черных аистов» нашел этот амулет. А я его гораздо позже увидел случайно и выкупил. Это ведь память о тебе и ребятах из нашей девятой роты.

Олег молчал и думал о том, что все это похоже на сказку из «Тысячи и одной ночи». Таких совпадений не бывает. Но талисман лучшее подтверждение тому, что Пиночет говорит правду. Если шестигранник, покрытый арабской вязью, опять вернулся к нему — что это означает? Может, что-то значит, а может, и ничего.

— Ты не представляешь, как мне жаль, что ты не веришь в Аллаха, Лютый, — с болью в голосе произнес Пиночет.

И замолчал, глядя в звездное небо, словно надеялся там увидеть своего Бога и попросить его наставить друга на путь истинный.

— Ну, две сказки ты мне уже на ночь рассказал, — улыбнулся Лютаев. — Расскажи и третью. У нас, в России, говорят: Бог троицу любит.

— Расскажу тебе сказку про Белоснежку — без паузы ответил Пиночет, как будто ожидал услышать от Лютаева именно эту просьбу. — Помнишь Белоснежку? — Он произнес это имя, словно пароль.

— Не понял, — удивленно посмотрел на него Лютаев. — При чем тут Белоснежка? До меня доходили слухи, что наш военный городок в Таджикистане полностью был вырезан местными исламистами… И она погибла.

— Все верно. И у нас с ними существует самая тесная связь. Так вот, она погибла, но ее не зарезали, тут ты неправ. Толпа правоверных забросала ее камнями, как блудницу, согласно законам шариата. Однако я точно знаю, что там, в Пенджабе, остался ее сын. Его спасла одна мусульманская семья. Мальчика теперь зовут Али. А Белоснежка звала его Алешей — Алексеем.

Они помолчали, вспоминая дела минувших дней, когда оба были в одной команде и прикрывали друг другу спину в бою. Но теперь судьба развела их по разные стороны фронта.

Олег никак не мог сообразить, зачем Пиночет рассказал ему о Белоснежке. Все равно он теперь не сможет помочь мальцу — ему самому, может, жить осталось пару минут.

— Ладно, давай без соплей обойдемся, — Лютаев встал, давая понять, что не хочет продолжать разговор. — Что собираешься с нами делать? Сейчас расстреляешь, или сначала яйца нам отрежешь, как это у вас принято?

Бекбулатов вскинул на него удивленный взгляд и сказал тихо, с обидой:

— Зачем так говоришь, Олежка? Пока не станем убивать. Подожди немного, ты что, торопишься туда?

Бекбулатов сделал едва заметный жест рукой, показывая на небо. Но двое боевиков, следившие издали за пленником, восприняли это движение как руководство к действию. Они подбежали к Лютому и, подталкивая его стволами автоматов, повели его к высокой скале. У входа в одну из пещер они заставили его низко нагнуться и шагнуть в кромешную темноту. Туда же вслед за ним загнали прикладами полураздетого Юру Басаргина. Вход в пещеру тщательно завалили тяжелыми камнями.

— Как дела, сынок? — спросил Лютаев, ощупью найдя ровное место возле ближайшей стены.

— Херово, Лютый, — ответил невидимый Басаргин. — Умирать неохота.

— И мне не хочется. А у нас есть выбор?