Девять жизней

Лорд Трамм в каком-то смысле сослужил ему хорошую службу. Перекрыв торговлю «звездным шепотом», он вынудил Масти работать не с реагентами, а с больными. За последнее время лекарь изрядно поиздержался, что верно, то верно, ему даже пришлось отказаться от особняка в Торговом квартале. С другой стороны, он наконец заработал авторитет сведущего знахаря, обзавелся обширной клиентурой, которая множилась день ото дня. Он даже подумывал занять место придворного лекаря, только пока не отыскал способа втереться в доверие. Конечно, Петрам все еще выполнял мелкие поручения для Магнуса, но времена, когда он вздрагивал при каждом шорохе и бледнел от вида собственной тени, остались в прошлом. И вот теперь все снова перевернулось. В одно мгновение!

Взгляд Масти скользнул по кожаным кошелям на перевязи, тугим и пузатым. За такие услуги – золото, не иначе. Много золота… неприлично много золота! Только вот если его возьмут за горло, избежать петли не поможет даже сундук монет.

Разминая затекшие пальцы, Петрам поднялся с кресла, подошел к настенной лампе и легонько потянул ее вниз. Раздался тихий щелчок. Прихватив со стола вознаграждение, старик толкнул одну из книжных полок, и та бесшумно провернулась, открывая проход в темноту.

К стенам тайной лаборатории жались стеллажи с реагентами, ядами, вытяжками, настоями и, конечно же, книгами, напоминая витрины престижной лавки алхимика. В центре комнаты необъятным монстром громоздился рабочий стол. Стройные шеренги пробирок, хитросплетение колб, перегонных кубов и спиралей высились на гладкой, идеально вычищенной столешнице. Тщательно натертое стекло поблескивало даже в тусклом свете лампы из соседнего кабинета. Настоящая мечта знатока и гордость владельца.

В последнее время Масти использовал лабораторию только для приготовления лекарств, целебных мазей и прочей, вполне безобидной, ерунды, но теперь… Старик, скрипнув зубами, снял единственную картину и прильнул к дверце сейфа. Петрам любил деньги. Ну а кто их не любил, особенно в это смутное время? Тем не менее, он всегда остерегался лезть в пекло без крайней нужды, но Магнус просто не оставлял ему выбора. С одной стороны он и его громилы, с другой – ищейки лорда, следящие, казалось, за каждой щепоткой порошка в городе.

Впрочем, универсальное решение всех проблем еще никто не отменял – собрать вещички и удрать из этого клоповника к такой-то матери. Только Петрам так и не смог отважиться на столь решительный шаг. Трусость была его самым главным проклятьем. Именно благодаря ей он отдал этому мерзкому городу свои лучшие годы.

2.

Петрам принимал до раннего вечера. Посетителей было немного, поэтому в перерывах он мысленно возвращался к поручению советника. Ничего не мог с этим поделать. С каждым прожитым часом настроение становилось все хуже, а беспокойство все сильнее сдавливало сердце. Тяжелые думы легли на плечи неподъемным грузом, поэтому суматоху на улице он заметил, только когда увесистый булыжник, в дребезги разбив окно, влетел в прихожую.

От внезапной и совершенно новой проблемы прежние тяготы мгновенно забылись, и Масти встрепенулся, прислушиваясь. Такой далекий и почти незаметный гвалт внезапно стал нестерпимо громким… даже пугающим.

Прихватив любимую трость с тяжелым набалдашником в виде змеиной головы, Петрам прокрался в прихожую и, затаив дыхание, выглянул через пробитое стекло. К его облегчению, подростки, звонко смеясь, уже пробежали мимо, закидывая булыжниками все, что только попадалось им на пути и могло сломаться. И чем больше шума издавала цель, тем громче становился их гогот.

Масти отважился встать в полный рост, только когда хулиганы скрылись из виду, а улица снова погрузилась в напряженную тишину. Стараясь не оцарапать кожу о торчащие в раме осколки, он потянулся к ссохшимся ставням.

– Камни? – бормотал лекарь, мечась от окна к окну. – Что еще за ерунда? Что нашло на этих дикарей? Впервые вижу такое…

И это была чистая правда. Под окнами Петрама частенько случались заварушки. Местный люд выяснял отношения с завидной регулярностью. Зачастую кроваво и неистово. Однако никто из дебоширов ни разу не покушался на собственность местного лекаря, который охотно штопал раненых после шумных перепалок. И теперь такое?

Когда Петрам закончил с окнами, в доме стало мрачно, как в склепе, а после расправы над горящими лампами и свечами – почти темно. Не придумав ничего лучше, он уцепился за тяжелое, как сволочь, кресло гостиной и поволок его ко входу.

«Только это, и хватит», – думал он, хрипя от натуги, но смог остановиться, только когда непроглядная чернота позднего вечера уже не позволяла разглядеть даже собственный нос. К этому моменту на кресле громоздился журнальный столик, два десятка неподъемных энциклопедий и куча всякого хлама поменьше. Тяжело дыша, Петрам нащупал потертую софу и сел, до боли стиснув любимую трость.