Девять воплощений кошки

– Я вчера навел справки, – понижая голос, сказал Елистратов. – Так вот, небывалое дело. Не просто редкое, а небывалое форменным образом. С чем раньше мы сталкивались? С кражами из музеев. Но тут нет никакой кражи. Тут все наоборот – музей получает в дар крупные материальные ценности, произведения древнего искусства, коллекцию эту самую…

– Проклятую, – подсказала генералу Анфиса.

– Совершенно верно. И есть люди там… – Елизаров указал пальцем наверх, – немало людей весьма влиятельных, которые ни в коей мере не желают этого допустить – вот этого самого щедрого подарка музею. Огласки, публичности этого подарка.

– Я так поняла, что все дело в этом человеке по прозвищу Узбек, – сказала Катя. – Пишут, что он крестный отец восточной мафии. То есть, был. Ведь его убили. Его нет, он в могиле. Почему его подарок не может стать частью собрания музея?

– Да потому что там, наверху, все хорошо понимают, в отличие от вас, капитан, – Елистратов снисходительно глянул на удивленную Катю, – что такие люди, как Ибрагимбек Узбек, не могут рассчитывать даже после смерти на официальное признание. Власть никогда этого не допустит. Такие люди не должны получать официальный статус. В том числе и статус благотворителя, благодетеля. В девяностых годах криминал активно лез во власть, старался пробиться как можно выше. После стольких лет борьбы с этим злом, после стольких чисток разве можно допустить, чтобы они снова подняли голову, получили некий знак – мол, один путь официального признания, несмотря на все ваши преступления и кровь, для вас открыт – благотворительность и все, что с ней связано. Ведь когда эта коллекция войдет в состав экспозиции, на ее открытие министр культуры должен приехать в музей, а может, кто и повыше. Разве это не станет знаком им? Вот такого развития событий там, наверху, умные люди и не хотят допустить. Даже намека на такую ситуацию, даже тени намека. Никаких поощрений быть не должно.

– Между прочим, дело об убийстве Узбека в вашей юрисдикции, и оно так до сих пор и не раскрыто, – невинным тоном заметила Катя.

Елистратов метнул взгляд в ее сторону.

– Мы работаем над раскрытием.

– Конечно, я в этом не сомневаюсь, – Катя доверчиво… слишком даже доверчиво, закивала. – Но я так поняла, что музей уже получил «Проклятую коллекцию» в дар, оформил все документы и хочет коллекцию выставлять. И вовсе не собирается сдавать свои позиции.

– А вот насчет прояснения позиций мы сейчас с куратором и побеседуем, – Елистратов постучал в дубовую дверь уже знакомого Кати кабинета окнами на Знаменку.

– Входите, доброе утро, – раздался голос Виктории Феофилактовны.

В своем неизменном костюме «шанель», с идеальной укладкой, нарумяненная и бесстрастная, как бронзовый Будда, она восседала за своим рабочим столом.

– Виктория Феофилактовна, я пришел прояснить позицию музея по интересующему меня вопросу, – объявил Елистратов.

– С утра и такая делегация ко мне, – Виктория Феофилактовна повела рукой. – Что ж, присаживайтесь. Все, все присаживайтесь, прошу вас.

Катя, Анфиса, Елистратов и… вездесущий старший лейтенант Тимофей Дитмар, взявшийся неизвестно откуда и буквально ввинтившийся в дверь кабинета, сели на павловский диван и кресла карельской березы.

– Разговор при свидетелях. Девушки, как вам у нас работается? – спросила Виктория Феофилактовна.

– Хорошо, спасибо, – ответила Анфиса. – Мы фотографируем.

– Я навел справки, – снова повторил Елистартов. – Вы были совершенно правы, Виктория Феофилактовна. Больше вам скажу, я понял, что в этот раз интересы музея столкнулись с интересами тех, кто ни в коем случае не хочет допустить, чтобы коллекция Саддыкова вошла в собрание, была выставлена и фамилия отца преступного мира зазвучала в прессе и осталась в истории наряду с именами крупнейших отечественных меценатов.

– Я не теряла надежды, что вы поймете, – Виктория Феофилактовна усмехнулась.

– Юдину с проверкой Счетной палаты прислали к вам для того, чтобы она нашла любые нарушения, какие только возможно использовать в качестве рычага давления на музей, если бы столкновение интересов заходило все глубже. И если бы вы настаивали на своей позиции. Так вот, я хочу спросить, Юдина что-то нашла, да?

– Я не знаю.

– А если хорошо подумать, Виктория Феофилактовна?

– Я не знаю. Вы что, хотите сказать, будто мы тут в музее объединили свои усилия и отправили государственного аудитора на тот свет?

– Я хочу вас спросить, зачем в тот самый день вы вызвали сюда в музей человека Узбека Юсуфа Ниязова?

Виктория Феофилактовна дотронулась до жемчужной броши на своем жакете.

– Он душеприказчик Саддыкова, он занимался оформлением всех документов по дарственной. У него документы на передачу коллекции в дар. Все эти бумаги необходимо было предъявить в ходе проверки.

– Вы сказали ему, что Юдина ищет компромат, с целью не допустить того, чтобы коллекция вошла в фонды?

– Он умный молодой человек, этот Юсуф. Знаете, на Востоке люди много не говорят.

– Он встречался с Юдиной?