– У вас варварские методы работы, Алексей Петрович, – сухо сказала Виктория Феофилактовна. – Ну что ж… Хорошо. Проект фотовыставки продолжается. Я выпишу вам постоянные пропуска. Но прошу заметить, это музей. У нас тут свои законы.
– Законы везде одинаковы, – отрезал Елистратов. – Спасибо за понимание.
– Не стоит благодарить. Я не меньше вашего заинтересована в том, чтобы убийцу изобличили как можно раньше!..
Глава 20
Дрожь
Куратор отдела Древнего Востока Олег Гайкин в туалете, примыкающем к хранилищу, впился губами в ингалятор и глубоко вдохнул ментол.
Его только что отпустили с допроса сотрудники полиции. И на этом допросе он, как ему казалось, держался хорошо.
Пару раз, правда, пришлось все же воспользоваться ингалятором. И руки…
Руки предательски тряслись.
Он ничего не мог поделать с этим.
Сейчас, стоя сгорбившись, опираясь ладонями на холодную раковину, он снова и снова прокручивал про себя события, которые уже никогда не забудет.
Как прибежал охранник и сообщил, что нашли тело…
Как он ринулся вслед за охранником и, лишь свернув в другую секцию коридора, понял, что оставил хранилище незапертым с номером первым «Проклятой коллекции» на рабочем столе под лампой, не прикрытым защитным колпаком.
Как он вернулся бегом в хранилище и…
То странное ощущение, которое он испытал, войдя туда…
Словно он не один. Но тот, кто был тут, – уже ушел.
Как будто это смерть пришла и ушла.
Или
Руки тряслись так, что он боялся уронить ингалятор. Больше надеялся на губы, впиваясь в пластик, вдыхая оживляющий ментол.
На допросе он держался хорошо.
Или все же они что-то заметили, но не подали вида?
Нет, нет, нет, он держался молодцом. Он сидел на стуле, скрестив руки на груди, и отвечал на их вопросы.
Так или примерно так он отвечал им. Стараясь говорить очень спокойно.
Возможно, если бы он сказал им все сразу, стало бы легче.
Но он не желал это говорить.
Как руки дрожат…
Чем же унять эту дрожь?
Он вышел из туалета, убрав в карман пиджака спасительный ингалятор. Подошел к одному из шкафов, открыл стеклянную дверь, пошарил в глубине полки за толстыми томами «Вестника археологии», извлек на свет початую бутылку коньяка. На столе у кофеварки нашел чистую чашку, плеснул себе солидную порцию.
Номер первый «Проклятой коллекции», укрытый специальным пластиковым колпаком, покоился на рабочем столе за его спиной.
Совмещенная мумия – с телом ребенка и головой кошки.
Он не обращал на нее внимания.
Не обращал внимания и на вскрытые ящики коллекции, стоявшие тут и там между столами.
И то, что в зале сейчас в этот глухой час ночи было почти темно, тоже не волновало его.
И тени в нишах между шкафами…
И то, что ему почудилось чье-то присутствие – там, тогда, раньше, почти сразу, как стало известно, что нашли тело…
К черту все это, к черту, к черту, к черту…
Он чувствовал лишь одно, как он пьянеет – быстро и неудержимо. Спасительный коньяк, как и ментол, делает свое дело.
Неожиданно для себя Олег Гайкин всхлипнул. Достал мобильный и хотел позвонить Кристине. Чтобы она пришла, была рядом.
Но тут же передумал. Кристина все замечает, она наблюдательная и жестокая. Она любит его. Но она жестокая женщина даже в своей любви.
Она непременно спросит, почему это он так напился именно сейчас. И почему у него так дрожат руки – словно у немощного старика.
Он подлил себе еще коньяка и стиснул чашку в пальцах.
Напряженные мускулы расслабились.
Потом он прикрыл льняной тканью стеклянный колпак, сохраняющий бесценную мумию, выключил софит над столом и в полной темноте подошел к шкафу.
Сел с чашкой коньяка прямо на пол.
Если он чего-то и ждал в глубине души – этого так и не случилось.
Он просто встретил рассвет нового дня, хотя здесь в Нижнем царстве не было ни окон, ни зари, ни солнца.
Глава 21
Самостоятельные изыскания
Ночь в музее… нет, репетиция ночи в музее… или нет – ночь убийства в музее наконец-то закончилась.
Наступило утро. Небо окрасилось розовым над Москвой, солнце щедро позолотило купола храма Христа Спасителя, потом вообще стало не по-майски припекать.
Начальник МУРа генерал Елистратов по выражению Анфисы «не выказал себя таким уж жестокосердным ослом»: он дал Кате и Анфисе – «фотографам» день отдыха. С тем, чтобы уже на следующие сутки они приступали к своим новым обязанностям.
В музей спешно прибыло большое начальство из Минкульта и городской администрации, и начался большой шум и гам.