Девять воплощений кошки

– Всех кошек чем-то отравили в гостинице для животных. Так эта блондинка… Юдина приехала туда на машине за своим котом. Он тоже погиб.

Елистратов с недоумением посмотрел на труп. Потом хмыкнул.

Глава 18 Очевидцы

Больше он по поводу Красногорска ничего не сказал. Не стал даже уточнять. Повел по коридору обратно, на ходу раздавая подчиненным ЦУ.

– Видите ли, коллега, я работаю методично и по старинке. И своих из управления розыска тоже приучил. Мы идем от простого к простому и от сложного к сложному. Идем по всей цепочке фактов. И я выдвигаю версии, и каждую версию мы скрупулезно отрабатываем. Обрисовываем круг подозреваемых и исключаем постепенно тех, кто не мог совершить преступления ввиду собранной нами всей совокупности улик и фактов. Остаются те, кто мог. Их обычно не так много. И я продолжаю работать с ними, пока…

– Пока не раскрываете убийства, – поддакнула Катя. – Полковник Гущин вас очень хвалит за цепкость. И немножко, кажется, завидует.

Маленький Елистратов снизу вверх покосился на Катю. Вроде и невозможно вот так «покоситься» снизу вверх, будучи ростом всего метр пятьдесят шесть сантиметров. Но у него это выходило всегда – по-генеральски чуть небрежно и снисходительно.

– Что мы имеем? – спросил он важно. – Убийство лица, возглавляющего комиссию по государственной финансовой проверке этого учреждения. Значит, первая наша версия – гражданка Юдина убита в связи с выполнением ею профессиональных обязанностей. Ставлю восемьдесят к одному, что эта версия основная. Вторая версия – преступление не связано с ее профессиональной деятельностью, а связано с какими-то другими причинами – как-то: корысть, ревность, месть, неприязненные отношения, зависть.

– Или маньяк ее убил, – сказала Катя, вспомнив коридор с пятнами крови на стенах и на полу. – Она бежала, кричала, а за ней гнались. Сколько примерно ударов ей нанесли?

– Около десяти ударов тупым тяжелым предметом. Маньяк в музее? Среди этих музейных божьих коровок?

– Я просто озвучила третью версию, Алексей Петрович.

– Маловероятно. Но это тоже версия. Ладно, а теперь начистоту.

– Давно пора, – сказала Катя и сама поразилась – как это она вот так разговаривает с генералом, начальником МУРа!

– Вы ведь тоже под подозрением, коллега. Вы и эта ваша подруга-фотограф. Ее как раз допрашивают. Кровь на одежде – это очень нехороший знак. Нас, сыщиков этот знак всегда настораживает. Я с вами откровенен – вы уже в числе моих подозреваемых.

– Я понимаю.

– Но я на всем этом до поры до времени не зацикливаюсь. Умный сметливый подозреваемый тоже ведь может послужить делу расследования, внести свою лепту.

– Это как же?

– А вы подумайте, вы умная и толковая. По прошлым-то нашим делам – сколько энергии, сколько рвения, я ведь помню.

– Давайте уж совсем начистоту, Алексей Петрович.

– Мне тут нужен сотрудник внутри.

– В музее?

– Именно.

– Но я…

– К счастью, у вас хватило ума не информировать их тут, кто вы на самом деле и откуда. Мне нужен здесь внедренный сотрудник, агент для работы.

Катя вспомнила, как Гущин иногда ворчал: МУР без агентуры ни одного преступления не способен раскрыть. И Катя решила это проверить сейчас:

– Зачем вам внедренный сотрудник, есть же более эффективные методы.

– Какие, например?

– Ну, например, прослушка всех разговоров по мобильным телефонам.

– Нет, тут люди к большим ценностям приставлены. И умеют эти ценности хранить, собирать, приумножать. И не болтать о том, что в запасниках лежит. Ученые, искусствоведы. Эти об убийстве трепаться по телефонам не станут. А вот в кулуарах, конечно, заговорят, станут обсуждать втихомолку. Шутка ли – завалить эксперта Счетной палаты в стенах музея, когда та приехала с большой проверкой.

– Вы хотите, чтобы я работала на вас здесь, в музее? – спросила Катя прямо.

– Да, считайте, что это вроде репортерского задания… вы же в пресс-службе работаете, коллега… так вот репортерское расследование со сливом информации нам, МУРу и без возможности публикации в будущем.

– А что я получу взамен? – спросила Катя.

– Ничего.

– Нет, так дело, Алексей Петрович, не пойдет.

– Ничего, кроме того, что я избавлю вас от скучной и печальной участи подозреваемого в убийстве. От всех этих допросов в кабинете следователя. Ну и так далее.

– Во-первых, с возможностью публикации в будущем, когда дело раскроем. И во-вторых, я без Анфисы тут работать не смогу, – заявила Катя, подумав, как бы и подружку уберечь от «скучной и печальной участи». – Она профессиональный фотограф, и это целиком ее проект к столетию музея. Нам сегодня уже не удастся больше здесь фотографировать – оно и понятно. Но проект-то остается.

– Хорошо, работайте с ней, как с напарником. Так даже лучше.

– Но у меня полно дел в пресс-службе…

– Я договорюсь, позвоню. Ваши статейки там подождут. Вы завтра приедете сюда в музей. Это займет несколько дней, пока обстановка не начнет проясняться. Это теперь будет место вашей работы.

– Я не знаю, согласится ли Анфиса…

Елистратов только хмыкнул.