Кейт огляделась по сторонам. На стене в рамках висело несколько передовиц
– Я не знала, что это он написал, – сказала она, вглядываясь в мелкие буквы. – Интересно, почему он забросил это дело? Судя по всему, у него получалось неплохо, – Кейт услышала, как последнее предложение в ее устах приобрело какие-то горестные нотки.
– Давайте все же будем осторожны. Журналист всегда остается журналистом, – сказал Тристан.
– Тоже верно, – сказала Кейт.
Она посмотрела в окно, на море и на разворованные сгоревшие останки пирса, которые торчали над гладкой водяной поверхностью, как ноги гигантского скорчившегося паука. Кейт не могла определиться, как она относится к Гэри Долману. Она извинилась перед ним, сделала то, что должна была сделать как примерный член клуба анонимных алкоголиков, но вместе с этим она вспомнила время, когда Питера арестовали и начались слушания в суде. Как он изводил ее просьбами дать комментарий, разрешить ее процитировать и рассказать ее историю. Он принял ее извинения, но не должен ли он был извиниться сам?
Через несколько секунд Гэри вернулся в кабинет, улыбаясь и неся поднос с чаем и печеньем.
– Вот так, – сказал он, усаживаясь в кресло у рабочего стола. – Я готов.
Кейт подробнее рассказала о том, что упомянула во время телефонного разговора, в том числе их предположение, что подражатель использует книгу «Не мой сын» в качестве вдохновения, в поисках мест, где оставить тела своих жертв.
– С вами связывалась полиция? – спросила Кейт в итоге.
– Нет. Еще нет, – сказал Гэри, обмакнув очередную печеньку в чай.
– Я бы ждала звонка, – сказала Кейт. – Я поделилась с ними своими подозрениями о том, что места преступлений связаны с книгой Энид, или, точнее сказать, с вашей книгой.
– Если вы раскроете это дело, книга может получить второй тираж, – сказал он, осклабившись.
– Гибнут девочки-подростки, – холодно сказала Кейт.
Гэри поднял руки.
– Простите. Просто я – реалист. Ничто так не продает книги, как смерть… Я видел новости… Фух… жуткая история, – он покачал головой и вздрогнул, делая вид, что пребывает в ужасе.
– Почему вы стали писать книги за других, а не от себя, как настоящие писатели? – спросил Тристан. Кейт бросила на него взгляд. Гэри был ей так же неприятен, но если начать демонстрировать это, то он может отказаться разговаривать.
– Я был сыт по горло этой журналистской мясорубкой, – сказал он. – Мне поступило это предложение, после того как вышел мой материал про Девять Вязов и моя знаменитая статья. Мне заплатили сто тысяч. Я выплатил ипотеку. Думаю, это делает меня настоящим писателем.
– Энид хоть раз говорила о Питере «не мой сын» во время суда? – спросил Тристан.
– Нет… Вы хоть раз слышали подобное, Кейт?
– Я не присутствовала на заседаниях. Только дала показания, – сказала Кейт. Мысленно она вернулась в те четыре дня, когда она, униженная, стояла в суде перед адвокатами Питера Конуэя, которые рвали ее на части.
– Разумеется, ведь когда начался суд, у вас уже был от него ребенок, так?
– Да.
Повисла неловкая пауза, во время которой Кейт пристально посмотрела на Гэри.
– Но вы ведь используете эти слова в заголовке как цитату, – сказал Тристан.
Гэри повел плечами.
– Это журналистика. Этот заголовок отражает настроение публики, а это то, к чему всегда стремится любой хороший таблоид.
– Так как же возникла идея для книги? – спросила Кейт, возвращая их разговор в нужное ей русло.
– Я познакомился с Энид Конуэй во время судебных заседаний, – сказал Гэри. – В перерывах между слушаниями она то и дело стреляла у меня сигареты. Болтала о том о сем, ничего особенно откровенного, но достаточно для того, чтобы наладить контакт. Я слышал, как она спрашивала другого журналиста, сколько она может получить за свою историю, и тогда я подумал, что на ее историю будет спрос. Я пошел к издателю с моей идеей, за пару недель до того как вынесли обвинительный приговор, и они достаточно быстро все устроили.