Девять с половиной идей

– У меня к вам, – сказала им Нэнси, – срочное дело. На одном из заводов, чей контрольный пакет акций мы купили и хотим переориентировать производство на выпуск компьютеров, сборка которых в России обойдется в пять раз дешевле, чем в Америке, возникла нештатная ситуация. Старое руководство, понимая, что многим ему не удастся поживиться, настропалило рабочих против «Центуриона», и те устроили забастовку и акцию протеста. Кричат, чтобы американские капиталисты и наймиты Запада катились вон, что именно мы ухудшаем положение в стране, кроме того, там окопались кое-какие радикал-социалисты и коммунисты, они-то и подогревают людей, играя на их застарелой ненависти к Америке. Прошу вас срочно разобраться и уладить это как можно более спокойно, без шума, мирно. Я улетаю в Нью-Йорк, на встречу с Маккинзи, надеюсь, что, когда вернусь послезавтра, все будет в полном порядке. Учтите, нельзя поддаваться на провокацию, кое-кто только этого и ждет, чтобы сорвать строительство линии по выпуску компьютеров. Поступайте обдуманно, можете обещать все, что угодно, лишь бы рабочие освободили место для строительства и сняли свои пикеты.

Приехав на завод, Ольга увидела около цехов множество простых людей, озлобленных и кричащих, держащих в руках плакаты, гласившие, что они не дадут продавать себя и Россию американским хапугам.

Валерий, который специально для выступления перед ними надел самое дорогое свое пальто, теперь понял, что поступил опрометчиво. Иномарку и тех, кто в ней приехал, люди воспринимали откровенно враждебно. Сначала гостей просто не желали пропустить на территорию завода. Когда они прошли в один из цехов, то оказалось, что там вовсю идет митинг. Люди, уже разгоряченные высказываниями и ненавистью к буржуям, дружно скандировали: «Концерн «Центурион» – из России вон!»

Большая часть рабочих, в особенности женщины, выкрикивали что-то не совсем цензурное, прямо переходя на личности. Бывший директор завода, лощеный толстый субъект, был полностью на стороне рабочих, и казалось, что все, что он говорит, служит одной цели – процветанию его подопечных.

– До каких пор, спрашиваю я, мы будем терпеть эту иноземную экспансию! – вопил он чуть ли не с пеной у рта. – Зачем мы нужны этому «Центуриону»? Да только для того, чтобы выпотрошить нас и выбросить на помойку!

Эти провокационные слова были поддержаны одобрительным гулом, какие-то личности с красными знаменами и портретами Ленина, а также молодчики в черных кожанках и с короткими стрижками громко улюлюкали.

Валерий, бесцеремонно прокладывая себе дорогу среди людей, подошел к трибуне, на которой теперь какая-то женщина кричала о том, что у нее трое детей, а американцы не хотят выплачивать ей компенсацию, оттолкнул выступавшую и заявил:

– Господа…

В ответ послышался свист. Директор ухмыльнулся. Ранее крайне непопулярный в коллективе, теперь он набирал очки и использовал ксенофобию в качестве средства удержаться в своем кресле еще некоторое время.

– Э… Товарищи, – исправился Валерий. – Братья и сестры…

– Ишь ты, Сталин выискался! – завопил кто-то из передних рядов. – Сразу видно, рожа жидовская!

Оживились новоявленные фашисты, вверх поползи плакаты с текстом, что жиды – истинные виновники всего творящегося в России, что Ельцин – это Эльцин, что «Центурион» – на идиш – «раб денег», что за всем стоит Березовский. Словом, началась дешевая популистская пропаганда, которая в моменты всеобщего экстаза и волнений сильно действует на умы.

– Иди отсюда, поганый жид! – раздались вопли. – Продал Россию и теперь нас в рабство хочешь закабалить!

– Товарищи! – начал терять терпение Валерий, который понял, что ситуация явно выходит из-под контроля. – Я, как представитель концерна «Центурион»…

– Русский жиду не товарищ! – подогревалась толпа выкриками молодчиков в черном. – Посмотрите, у него же нос, как у типичного еврея-ростовщика. Таких топить еще в детстве надо!

– Вас нагло обманывают, – продолжал гнуть свое Валерий. – Вы же не знаете всех условий, на которых наш концерн становится владельцем этого предприятия…

– Увольнение пяти тысяч человек, завоз своих евреев из США, полная распродажа активов! – быстро крикнул в другой микрофон директор, и его реплика потонула в буре аплодисментов и одобряющих криков.

– Да нет же! – заговорил Валерий. – Ни один человек не будет уволен, вам каждому построят коттедж, зарплата будет в долларах, кроме того, вы станете получать большие премиальные за перевыполнение плана, вы не понимаете, это…

– Брехня! – смачно плюнул кто-то. – Все брехня. Смотрите на жида, врет и не краснеет. Что мы, не знаем, как ваша фирмочка в Ленинграде обкорнала два завода? Все там автоматизировали, а семь тысяч человек в итоге остались безработными. Какие коттеджи, что ты плетешь, ирод!

Ольга подумала, что Валерий в своем рвении сулить золотые горы и успокоить митинг хватил лишку. Он готов обещать хоть виллу на Канарах и лечение в швейцарских клиниках, лишь бы рабочие разошлись. Но те и не думали верить ему, обстановка только накалялась. Надо было срочно что-то предпринимать.