Инна видела, как Вера, еще не до конца пришедшая в себя, уходит из «Колизея». Похоже, она пока не осознала того, что сегодня случилось. Она была весела, наркотики еще действовали, но нашлось только два-три человека, гардеробщицы и женщины-администраторы, которые провожали ее, помогая нести чемодан.
– Так где же шампанское? – спрашивала Вера. – Я не поняла, почему Гриша посмел меня ударить? Что такое, уже и парочку импровизаций нельзя в текст вставить!
Ее фигуру, одетую в тяжелую соболиную шубу, с растрепанными волосами, Инна проводила глазами до черного хода. Довольная тем, что ее план в отношении Трабушинского удастся, она с нетерпением ждала назначенного срока.
Было начало одиннадцатого. В театре по приказу главрежа шла репетиция пьесы Шоу, где теперь главную роль исполняла Ирина Рокотова. В коридорах было пустынно, обслуживающий персонал уже разошелся, так что Инна могла не беспокоиться, что кто-то увидит ее входящей в столь неурочный час в кабинет Трабушинского. Она подошла к его двери, на которой красовалась серебряная табличка, убедилась, что она заперта. Но из тонкой щели снизу был виден мертвенный желтоватый свет. Инна достала заветный ключ и тихо открыла дверь.
В приемной никого не было, но в самом кабинете Трабушинского слышался какой-то разговор и другие звуки. Инна решила выждать, она не хотела появляться там при свидетелях. Подойдя к приоткрытой двери, она прислушалась.
– Ты не понимаешь, – говорил Григорий Исаакович. – Какой это ужас! Я знал, что она может сорваться каждую секунду, но чтобы так безобразно, так постыдно… Нет, это самый настоящий стресс, самый настоящий… Мне необходимо расслабиться, и ты знаешь, что это получается только в твоем обществе. Иди, иди сюда… Ирочка, иди сюда!
Инна осторожно заглянула в кабинет. Трабушинский и Рокотова! Ирина устранила Веру, что открыло ей путь в гранд-дамы.
Осторожно отойдя в сторону, Инна задумалась. Виталий уже три дня не ночует дома, совсем скоро он попросит ее съехать. Рокотова, добившись своего, не даст ей спокойно жить. Она – та же Вера, только на тридцать лет моложе.
Инна приняла решение. Ей нужно уходить из театра. Но перед этим следует проучить Ирину. Она использовала ее, нагло обманула, крутит роман с Трабушинским.
Дождавшись, пока в половине второго закончится репетиция, Инна притаилась и увидела, что Ирина прошествовала к себе в гримерную.
– А, это ты, – сказала та, заметив входящую Инну. Рокотова сидела около зеркала, приводя свое лицо в порядок. – Можешь меня поздравить, я теперь прима «Колизея». Думаю, эта встряска пойдет на пользу театру, освежит его кровь, придаст силы…
– Ты подставила меня, Ириночка! – медленно и четко произнесла Инна, глядя в зеркало. Ее глаза встретились со взглядом Рокотовой. Та даже не вздрогнула, продолжая очищать кожу косметическим молочком.
– Ты о чем? – как ни в чем не бывало, спросила она. – Я тебя не совсем понимаю, дорогуша!
– О том, что ты знала, что у меня нет ни единого шанса стать любовницей Трабушинского, так как уже сама захомутала старичка.
– Что, своими глазами убедилась в этом, Инночка? И что ты теперь желаешь? Иди к себе, дорогуша, не мешай мне, я домой доберусь к трем, а на репетицию надо утром к восьми.
– Значит, ты просто таскала моими руками каштаны из огня? – Голос Инны был ровен и спокоен.
– Конечно, – ответила Ирина, расчесывая волосы. – А что ты хочешь? Твои проблемы, дорогуша. Твои собственные. Скажу честно, я тебя подставила, но тебе захотелось слишком многого. Выползла с Тихого океана, зацапала Виталика и ротик раскрыла на Трабушинского. А жирным кусочком-то не подавишься, дорогуша? Подай мне полотенце, оно там, на спинке стула…
– А если я расскажу обо всем Трабушинскому или вообще кому-нибудь? Тебя растопчут, Ириночка, растопчут, оплюют и утопят в унитазе…
– Не хами, дорогуша. Тебе никто не поверит. Тем более, Вера всех уже достала, от нее рады избавиться и Трабушинский, и другие актеры, и вся Москва. Теперь пусть сидит где-нибудь в Ялте или Гаграх, вспоминает прошлое, мемуары пописывает… И еще запомни, дорогуша. – Глаза Ирины сверкнули, взгляд стал колючим и злым. – Заткни свой ротик, а не то тебя в два счета выкинут из «Колизея», а я такого наговорю всем, что тебя в столице даже метро подметать не возьмут. Прикуси язычок и гордись, что помогла зажечься сверхновой звезде – Ирине Рокотовой!
Инна поняла, что проиграла. Доказать, что у нее имелся устный договор с Ириной, было невозможно. Никаких следов, ведущих к Рокотовой. Наркотик Вере подсыпала она, а не Ирина.
– Дай полотенце, ты что, дорогуша, оглохла? Это Москва, тут каждый борется за себя, это тебе не Урюпинск или Вышний Волочек. У кого больше ума и изворотливости, тот и на коне. А ты, увы, пока ходишь в конюших. – Раздался ее смех, низкий, едкий и вульгарный.
Инна подала ей полотенце и на секунду представила, что закидывает его ей на шею, душит, Ирина мечется, ее тело сотрясают судороги, глаза вылезают из орбит, щеки синеют. И она умирает.