Я сделал прямой выпад в голову, который он парировал, и в свою очередь отпарировал его контратаку в область сердца, нанеся режущий удар по запястью.
Он сблокировал удар и пнул небольшой стул так, что тот оказался между нами. Я правой ногой оттолкнул стул вперед, надеясь, что
— ему в лицо, но промахнулся, и Эрик вновь очутился передо мной.
Я парировал его атаку, а он — мою. Затем я сделал выпад, был отбит, атакован и парировал сам.
Я попытался провести одну очень причудливую атаку, которой научился во Франции, заключающуюся в ударе, потом финте "in quarte", финте "in sixte"[20], и кончающуюся выпадом с атакой на кисть.
Я успел, и потекла кровь.
— Будь ты проклят, брат! — сказал он, отступая. — Мне донесли, что Рэндом сопровождает тебя.
— Верно, — сказал я. — Нас больше, чем один.
Тогда Эрик кинулся на меня, отбросив назад, и я почувствовал, что, несмотря на все мое искусство, он все еще был мастером. Больше учителем, чем противником. Возможно, он был одним из самых великих мастеров меча, с которыми я встречался. Внезапно я почувствовал, что не смогу победить его, и я стал отбиваться как сумасшедший, отступая назад по мере его наступления, шаг за шагом. Мы оба несколько веков были учениками самых великих мастеров клинка. Самым великим из живущих, я знал, был наш брат Бенедикт, но его не было рядом, чтобы помочь — тому или другому. Я схватил левой рукой со стола какой-то хлам и бросил его в Эрика. Но он увернулся и продолжал наступать, а я принялся отступать левее, делая круг, но все это время не мог убрать острие его клинка от моего левого глаза. Я был испуган. А он — великолепен. Если б я не так ненавидел его, то аплодировал бы его искусству.
Я продолжал отступать, а страх и знание следовали за мной по пятам: я знал, что не могу пока победить его. Когда дело дошло до клинков, он вновь был лучше. Я проклинал это, но изменить не мог. Я провел еще три тщательно подготовленные атаки и каждый раз был повержен. Он парировал и заставлял меня отступать под его собственными атаками.
Только не пойми меня неверно. Я чертовски силен. Просто оказалось, что он — лучше.
В зале снаружи возник переполох и беготня. Скоро здесь будут телохранители Эрика, и если он не убьет меня до этого, то я могу быть уверен, что они завершат работу — вероятно, стрелой из арбалета.
С его правой кисти капала кровь. Рука его все еще оставалась твердой, но у меня внезапно возникло ощущение, что при других обстоятельствах, все время обороняясь, мне удалось бы его вымотать, и рана обернулась бы против него, и возможно, я смог бы прорваться сквозь его защиту в тот момент, когда Эрик начнет двигаться медленнее.
Я тихо выругался, и Эрик засмеялся.
— Ты просто дурак, раз явился сюда, — сказал он.
Он не понял, что я придумал, пока не стало слишком поздно. (Я отступал, пока дверь не очутилась за моей спиной. Это было рискованно, так как у меня почти совсем не оставалось места для отступления, но это было лучше, чем верная смерть).
Левой рукой я ухитрился задвинуть засов. Это была большая тяжелая дверь, и теперь им придется высадить ее, чтобы войти. Это дало мне еще несколько минут. Это также дало мне рану в плечо — от удара, который я смог отразить лишь частично, пока закрывал засов. Но это было левое плечо. Мой меч оставался неповрежденным.
Я улыбнулся, чтобы сотворить хорошую мину.
— Возможно, это ТЫ — дурак, раз вошел, — сказал я. — Видишь, ты уже стал фехтовать медленнее.
И тут я попытался провести жесткую, быструю, злую атаку.
Эрик парировал, но отступил при этом на два шага.
— Эта рана тебя доканает, — прибавил я. — Рука твоя слабеет. Ты чувствуешь, как силы оставляют тебя?..
— Заткнись! — сказал он, и я понял, что задел его. Это на несколько процентов увеличило мои шансы — решил я, и надавил на него изо всех сил, на какие только был способен, одновременно понимая, что не выдержу долго такой скорости.
Но Эрик этого не знал.
Я зародил в нем ростки страха, он позорно отступал перед моей бешеной атакой.
В дверь заколотили, но об этом я мог пока не беспокоиться.
— Я сделаю тебя, Эрик, — сказал я. — Я упрямее, чем был, и ты получишь, братец.
Тогда я увидел, что страх появился в его глазах, а потом растекся на все лицо, и рисунок боя сломался. Теперь он только защищался и уходил от моих атак. Я уверен, он не фальшивил. Я чувствовал, что мой блеф удался, потому что он всегда был лучше, чем я. Но что, если с моей стороны это было только комплексом? Что, если я просто сам уверил себя в этом предубеждении, которое Эрик помогал воспитывать? Что, если я все время блефовал сам с собой? Может, я ничуть не хуже его? Со странным чувством уверенности я предпринял ту же атаку, что и раньше, и выиграл, оставив еще один красный след на его руке.
— Вот это уж совсем глупо, Эрик, — сказал я. — Два раза попасться на одну и ту же удочку.
Тут он отступил за большое широкое кресло. Некоторое время мы дрались прямо через него.
Колотить в дверь перестали, и голоса, задававшие дурацкие вопросы, замолкли.
— Они пошли за топорами, — пропыхтел Эрик. — Скоро они будут здесь.