Девять принцев Амбера

Боюсь, что нет. Здесь требовалось гораздо больше времени, чем когда я пользовался Козырями.

Что бы мне поджечь? Слишком сырая солома могла и не загореться.

Ужасно: прямо передо мной был путь к спасению, к свободе, а я не имел возможности им воспользоваться!

Необходимо было что-то, способное гореть в течение некоторого времени. Тюфяк! Он же набит соломой, и довольно сухой! Да и сама ткань тоже должна неплохо гореть.

Я расчистил пол посреди камеры и поискал свою заветную ложку, чтобы распороть тюфяк. Проклятие! Дворкин утащил ее с собой!

Я попробовал разорвать ткань зубами, и наконец мне это удалось. Я вытряхнул сухую солому на пол и сложил ее в кучку. Тряпку положил рядом, чтобы позже тоже сжечь, если понадобится. Пока же пусть горит только солома — от нее меньше дыма, а дым может привлечь внимание стражника, если тот окажется поблизости. Вряд ли, конечно, поскольку еду он мне принес совсем недавно, а происходит это только раз в день.

Итак, я зажег свою последнюю спичку и сначала поджег коробок, в котором она лежала. Когда коробок загорелся, я поднес его к соломе.

Солома занялась с трудом. Она оказалась гораздо более сырой, чем я ожидал, хотя я достал клочок из самой середины. Но в итоге все-таки она разгорелась, и крошечный огонек быстро превратился в небольшой костер. Для этого пригодились и те три пустых коробка, которые я чуть было не выбросил.

Потом я взял в левую руку тряпку от тюфяка и встал лицом к изображению маяка.

Костер разгорался, хорошо освещая всю стену. Я сосредоточился, пытаясь вызвать в памяти знакомую картину. Мне казалось, что я уже слышу крики чаек и чувствую соленый запах моря. Изображение становилось все более выпуклым, словно выступая из стены, Я бросил в огонь тряпку. Пламя на секунду опало, потом снова разгорелось вовсю. Я не сводил с рисунка глаз.

Руки Мастера Дворкина по-прежнему обладали магической силой. Вскоре маяк выглядел почти столь же реально, как стены моего подземелья. Потом именно он стал реальностью, а камера моя — лишь Тенью, уплывающей куда-то. Я слышал шум прибоя, чувствовал прикосновение теплых лучей полуденного солнца…

Я шагнул к свету — но вовсе не в костер…

И оказался на усеянном галькой песчаном берегу маленького острова Кабра, где была воздвигнута огромная серая башня маяка, что освещал путь кораблям, ночью плывущим в Амбер. Несколько встревоженных чаек с криками вились вокруг меня, а смеху моему вторили волны, бьющиеся о прибрежные скалы, и бесконечный свист ветра. Амбер находился в нескольких днях пути, где-то за моим левым плечом.

Я сбежал.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Я дошел до маяка и поднялся по каменным ступеням к двери в его западной стене. Дверь была огромная, тяжелая и недосягаемая для ветров и влаги. Она была заперта. Внизу виднелась небольшая гавань, где стояли пришвартованные к причалу две лодки — одна гребная, другая парусная, с маленькой рубкой. Лодки тихо покачивались на волне. Вода за ними в солнечном свете блестела, как слюда.

Я на минуту застыл, любуясь этим зрелищем. Я так долго не видел ничего, кроме стен собственной темницы, что на какое-то мгновение они показались мне куда более реальными, чем этот простор, и я с трудом подавил рыдание, рвущееся из горла.

Потом решительно повернулся и постучал в дверь.

Ответа не было.

Я довольно долго ждал, потом постучал опять.

Наконец внутри раздался какой-то шум, и дверь распахнулась, скрипя петлями.

Появился Жупен, смотритель маяка, и уставился на меня покрасневшими глазами. От него сильно пахло виски. Он был невысок и так сильно сутулился, что походил на горбуна Дворкина. Борода — примерно такой же длины, как у меня — кажется, свисала чуть ли не до колен. Да еще была какой-то серой, грязноватой, лишь у иссохших губ в ней пробивалось несколько желтых волосков. Кожа у Жупена была пористой, как кожура апельсина, но море и ветер так выдубили ее, что она потемнела и напоминала поверхность прекрасной старинной мебели.

Он, прищурившись, всмотрелся в меня и, как всякий глуховатый человек, довольно громко спросил:

— Кто ты? Что тебе нужно?

Значит, в моем теперешнем виде я стал неузнаваем! Что ж, надо этим воспользоваться. И пока сохранить инкогнито.

— Я долго путешествовал, плывя из южных стран. Но мой корабль разбило бурей. Я ухватился за обломок мачты. Меня много дней носило по волнам и наконец выбросило на берег. Здесь. Я все утро проспал, лишь недавно собрался с силами, чтобы подняться к маяку.

Жупен подошел, взял меня за руку и обнял за плечи.

— Тогда входи, входи же скорей, — сказал он. — Обопрись на меня. И пойдем. Вот сюда…

Он помог мне подняться по лестнице. Жилище его было не убрано и все завалено множеством старых книг, мореходных и географических карт; всюду лежали или стояли какие-то навигационные приборы. Жупен и сам-то не очень твердо держался на ногах, поэтому я старался не слишком на него наваливаться, хотя все-таки опирался: пусть думает, что я сильно ослаб.

Он довел меня до постели и предложил лечь, а сам отправился запереть дверь и готовить мне еду.