Девять миров свободы 7

Вячеслав кивнул и отошел делать заказ. Марвин же нашел лавочку, скрытую от солнечных лучей под раскидистым деревом. Еще через минуты четыре подошел Слава и протянул ему большой стакан с кофе. Со своего же снял крышечку и принялся вдыхать аромат кофе с корицей. Он не торопился начинать рассказ, а Марвин не хотел мешать ему собраться с мыслями.

– Мы приехали туда с одним товарищем, – наконец заговорил Слава. – Он меня подговаривал посмотреть все там, зайти в карман. Сняли мы тот же отель, что и ты.

– А…

– Мне рассказывали в общих чертах о том, что ты поехал выручать нас, – Славик благодарно улыбнулся. – Так вот, решили мы дождаться тот вихрь, чтобы просчитать примерное время, когда те люди прыгнут на том перекрестке в карман, чтобы успеть зайти за ними.

– Интересно, а как вы считали?

– Один стоял у перекрестка, второй сидел там. И мы засекли примерное время, так как у нас было примерно тридцать секунд. В следующий раз можно будет пойти вдвоем. По одному мы бы запрыгнули легко: один бы стоял там, второй засекал и все, быстро бы запрыгнули.

– А почему не дождались на том перекрестке? – не понял Марвин. – Начались бы вихри, вы пришли бы на перекресток и прыгнули.

– А если там заметят? Мы выяснили, что одного человека они там оставляют, а бригада едет дальше. И если он видит, что там кто-то мнется, не идет, он проявляет агрессию. Потому нам не захотелось этого делать. А кто просто шел, направляясь уверенным шагом, те мимо него проходили, на них он не обращал внимания. Поэтому у нас был такой вариант: пойти спокойным быстрым шагом, но идти надо было только, когда бригада прошла. А ее не так легко было распознать.

Выяснилось, что они этих путешественников тащили в огромных чемоданах, похожих на коробки от музыкальных колонок. Потому это выглядело вполне естественно. Казалось, что формируется какое-то мероприятие, а они проходят через этот перекресток с железной дорогой.

– И что дальше?

– А ничего дальше, – пожал плечами Слава. – Мы решили это сделать. Засекли время, и когда выдался день, зашли в карман. Помнишь, ты мне рассказывал теорию, касающуюся того, что в кармане карманоообразующая сущность создает все желания того человека, который в нем находится?

Марвин кивнул, еще не понимая, куда клонит Славик.

– Вот потому далеко пройти нам и не удалось. Я как попал в карман, так и забыл, кто я и что. Ко мне вышли какие-то люди, взяли за руку. Я решил, что это то ли моя жена, то ли мать. Все было как в бреду, и меня спокойно повели в одну сторону, а товарища совершенно в другую.

Интересно знаешь, что? Нас ввели в дом, дали комнату. И я начал там жить, что-то делать, как будто была какая-то программа, словно мне уже давно было приготовлено это место. То есть вместо того, чтобы зайти туда хозяином собственной души и тела, я попал туда в зависимом положении. Что уж говорить о сборе информации.

Я просто видел, как вокруг происходит быт. Кто-то вставал, я выходил, готовили, кормили, я что-то ел, потом шел обратно в комнату. Меня называли каким-то именем. То есть практически ничего не происходило. И это повторялось изо дня в день. И с каждым днем становилось все сложнее это переживать, копилось напряжение в душе.

Один такой день я воспринял любопытно. Осознанность во мне дремала где-то глубоко, и я через ее просвет пытался что-то постоянно увидеть, тихонько записать, запомнить, чтобы потом рассказать. Но изо дня в день терялась надежда на то, что это когда-то закончится и я смогу оттуда выбраться. Я постоянно слышал посторонние звуки, на улице как-то неестественно горел свет, дули ветра, но я физически не мог сделать шаг за пределы дома. Будто какая-то конкретная сила держала меня, сковывала движения. Ты с таким сталкивался?

– Да, много раз. Когда тебя пытаются удержать в силу того, что ты просто интересен кому-то, в ход идет сковывание. Это воздействие, возможно, какой-то воплощенной тьмы нашего мира.

– Товарища своего я уже не видел. Жил я в том двухэтажном доме, бродил по нему, запоминал ступеньки. Не было никакого чувства голода, чувства тела – практически ничего не было. Было много провалов в памяти, очень много разных непонятных вещей.

И в какой-то день, может, пятисотый или шестисотый, этих повторений, что-то изменилось. Я почувствовал, что нахожусь в ящике. Из этого ящика потом помню лицо начальника бюро, потом больницу. И вот меня привели на работу. По сути рассказать мне нечего. Попав туда, я попал в зависимое положение, страдал, и если бы не верхушка бюро… Как они это сделали, как вытащили? Что там было с моим телом? Судя по тому, что я был в больнице, то ничего хорошего. А товарищ, с которым ездил, в еще худшем состоянии. Он и работать не может, но, надеюсь, его вылечат.