Девять миров свободы 7

– Это похоже на шахматную доску. В ней есть фигуры, есть правила, какие-то закономерности. Все это движется, игра идет. Она очень сложно устроена, сильно контролируема, но довольно интересная. Наверняка кто-то осознает, что он на этой доске, и понимает, кто им двигает. А кто-то – не осознает. И таких досок может быть множество.

– Дай и мне, пожалуйста, – Слава протянул руку к бутылке Марвина. – Я опять свою на самом дне закопал.

Некоторое время ученые стояли молча. Славик неторопливо пил, Марвин просто наслаждался короткой передышкой. Наконец парень утолил жажду, и они продолжили путь.

– В то же время нам важны близкие люди, те, кого мы любим, с кем связаны любовью. И нам важны их игры, в которых они пребывают, что они тут находятся, имеют ли они боль, свободу, и что мы можем для них сделать. Возможно, этими объединениями людей на основе любви двигаться куда-то вперед ради доброты и находить позитивные цели существования.

Исходя из глубины темы, которую подняли коллеги, у них была возможность очень далеко уходить в рассуждениях. И она помогала им коротать время в кармане, который они проходили. Иногда ученые мусолили какую-то тему, потом возвращались к этой, потом находили третью. Но вопросы у Славика неизменно повторялись:

– Значит, мы не поймем их целей? Что вообще нужно сделать, чтобы понять?

– Вот представь, мы ходим уже два часа. Ты сейчас хотел бы какое-нибудь вкусное блюдо? Горячий супчик, пельмени, шашлык? – с улыбкой спрашивал Марвин.

– Да, есть такое, – и Славик неосознанно потирал пустой живот.

– Значит, какое-то желание возникает, да? Нам хочется ласки, любви, тепла, чего-то еще. Хочется отдохнуть, тело устало. А теперь представь: у них решены эти вопросы. То, что можно назвать у них телом, ничего не хочет. А вот ты хочешь.

– Так что же получается, – задумчиво протянул Славик. – Если мне сейчас поесть, выпить чего-то, то есть удовлетворить себя каким-то способом, достичь максимального удовлетворения… То я буду, как они?

– Вряд ли. Ведь начнутся пищеварительные процессы, гормональные моменты воздействия. Мы зависим от гормонов, но если будем иметь суперстепень осознанности, то возможно будет прикасаться к реальности с их позиции. Это все возможно. Вопрос в том, куда мы забредем, что начнем думать, какие они представляют из себя цели, какие несут силы.

Может, у нас есть бесценные души? И они, изучая все это миллионы лет, поняли, что душу нельзя отщепить, что она привязана к телу. Может, у них есть желания нас куда-то склонить, перевести, сделать какими-то особыми? И на уровне этих многоступенчатых осознаний не так-то просто все понять.

Возможно, наши души подсказывают, когда такая сущность рядом. Возможно, рядом с одной есть волнение, а с другой – покой. Может, они научились эту систему частично обманывать. А может, обмануть это нельзя.

«Мы говорили часами на все эти темы. А я не имею формальных данных – мы просто не можем их иметь. Мы можем только рассуждать и углубляться. Из-за того, что все эти разговоры шли в карманах, Слава иногда отвлекался и пропускал какие-то важные моменты, на которые я ему потом указывал.

И я думаю, он почерпнул много интересного, ведь он сам начинал думать, выдвигая иногда интересные мысли. Эта полемика развлекала и меня, и его, но в целом ничего не меняла. Потому как знания, которые я знаю, – я знаю. Они во мне, может, тоже что-то меняют. И Слава тоже их узнал. В конце концов, мы просто продолжили свою жизнь и работу в бюро».

Из дневника Марвина

Черные вихри

Однажды Вячеслав и Марвин три или четыре недели приходили в бюро и просто пили кофе, чай и общались – в общем, ничего не делали. У них не было никаких заданий, и они могли наслаждаться осенью, которая в этом году баловала на тепло. Весь город был красиво засыпан листьями, красными, оранжевыми, даже фиолетовыми – их разносил ветер по всем дорогам и тротуарам. Ученым очень нравилось выходить во двор бюро, чтобы пообщаться и попить кофе.

Эти недели показались им отпуском – никаких заданий не поступало и не поступало. С одной стороны, им начало это нравиться, но с другой – возник небольшой страх и тоска: а вдруг, когда опять будут задания, они будут тяжелые, сложные?