Никто из тех, кто видел нас на той вечеринке, и предположить не мог, что мы с Томом пара, но это было характерной чертой наших отношений. Как будто мы устроили соревнование, кто сможет вести себя более независимо. Мы никогда не обсуждали наши отношения, что само по себе могло бы служить доказательством их несерьезности. Мы любили вместе повалять дурака, когда он был в городе, сходить в паб или заняться отличным сексом. Мы никогда не подшучивали над бывшими увлечениями друг друга, никогда не ревновали, никогда не ходили вместе за покупками в «ИКЕА» и уж точно никогда не придумывали имена нашим будущим детям. Мы не были так близки. Я знала его настолько, насколько и остальных своих друзей, у нас были нежные отношения, и его семья любила меня как родную. Никто не мог разгадать истинную природу наших отношений. Да и я сама не могла. Может, из-за его страсти к путешествиям мы не могли перейти черту, разделяющую просто сексуальных партнеров и официальную пару. Он годами готовился к этому путешествию, так зачем углублять отношения, чтобы потом расстаться на год и чахнуть друг без друга? Кроме того, меня мучил вопрос: не была ли я слишком обычной для него? Может быть, если бы я была настолько сногсшибательной, как Гвинет Пэлтроу, он влюбился бы в меня без оглядки и не захотел бы расставаться ни на минуту. Будучи обыкновенной женщиной его круга, я, быть может, просто не смела сказать ему о моих чувствах. Так что я просто ждала, когда он первый скажет мне о любви, ждала и ждала. А когда наступил прощальный вечер, мне не нужно было больше ждать.
Весь день накануне этой вечеринки мне было плохо от мысли, что он уезжает. Перед глазами проносились романтичные сцены. Вот я мчусь за ним в аэропорт, вытирая слезы бумажными платками и выбрасывая их в окно, на дорогу с сильным движением, прямо как в рекламных роликах. Я врываюсь в здание аэропорта, бросая машину с настежь открытыми дверями напротив входа, прорываюсь через охрану, выкрикивая его имя в толпу незнакомцев. Я замечаю его развевающиеся каштановые волосы в тот момент, когда он уже у дверей посадочного коридора. Он оборачивается и видит меня, проталкивающуюся к нему сквозь толпу. Он счастливо улыбается и продирается назад, протягивая ко мне руки. И я горячо рыдаю, уткнувшись в его джемпер, умоляя: «Том, пожалуйста, не уезжай, я люблю тебя и всегда любила». И тогда он улыбнется, погладит меня по голове и голосом, прерывающимся от волнения, скажет: «И я люблю тебя, Холли, я просто не верил, что ты тоже можешь любить меня. Я никогда больше не оставлю тебя». Прямо как в кино. Но, к сожалению, жизнь никогда не бывает похожа на искусство.
На самом деле все произошло совершенно иначе. На этой несчастной вечеринке я грустно слонялась из угла в угол, все больше и больше напиваясь. Я слышала, как Том шутит с друзьями над тем, каких женщин повстречает во время путешествия: гавайских девушек в юбках из листьев, сингапурских стюардесс, будто специально отобранных для воплощения мужских фантазий. У меня все переворачивалось внутри. Элис утверждала, что Том постоянно следил за моей реакцией, но я этого не заметила. Саймон, который стоял рядом со мной, посоветовал подойти и сказать, что мне неприятно это слушать, отчего я почувствовала себя еще хуже. Неужели мои страдания были настолько очевидны? Я ответила, что раз Том уезжает, мне все равно, мне надоели его рассказы о путешествиях, и я даже рада, что смогу отдохнуть от всего этого. Я сказала, чтобы он попрощался с Томом за меня и попросил его не докучать мне по возвращении. И ушла нетвердой походкой. Поймала такси и уехала домой.
Почти сразу, как я вернулась к себе и легла спать, я проснулась оттого, что кто-то бросал камешки в мое окно. Когда я подошла к окну, я увидела Тома. Он слонялся пошатываясь по дороге с бутылкой вина в одной руке и елочкой в другой. Когда он заметил меня, он запел песню «Симпл майндз», «Не забыла ли ты меня». Я поспешила впустить его, пока кто-нибудь из соседей не вызвал «неотложку».
— Это все, что я смог найти, — сказал он, протягивая мне елочку с болтающимися корнями.
Я провела его к себе и по пути выбросила елку в мусорное ведро.
— Я думал, что ты посадишь ель в своей квартире, для украшения, — по-детски хихикнул он.
— Я сварю нам кофе, — буркнула я, стараясь не встречаться с ним взглядом и жалея, что не была чуть потрезвее.
— Холли, — сказал он серьезно, что было достижением, ввиду того, что он еле держался на ногах.
Я обернулась. Он неподвижно стоял за моей спиной, уставясь на меня с открытым ртом. В какую-то минуту мне показалось, что его сейчас вырвет, и я почти двинулась за ведром для мытья пола.
И тут он сказал:
— Я люблю тебя.
Я застыла, оглушенная.
— О, — вот все, что я смогла ответить.
Он вздрогнул, как будто я дала ему пощечину, и я поняла, как бесчувственно прозвучал мой ответ.
— То есть я хотела сказать — о мой бог, это так неожиданно…