Девять месяцев до убийства

— Причем, это свежий запах, Ватсон. Иначе, зачем бы здесь оказался наш друг Лестрейд.

В противоположном конце двора стояли всецело поглощенные разговором двое мужчин, и одного из них Холмс узнал быстрее, чем я. В самом деле, это был инспектор Лестрейд из Скотланд-Ярда. Он отощал еще больше и приобрел еще большее сходство с хорьком.

Лестрейд обернулся, заслышав наши шаги. На лице его отразилось изумление.

— Мистер Холмс! Что вас привело сюда?

— Необычайно рад встрече с вами, Лестрейд! — воскликнул Холмс с приветливой улыбкой. — Бальзам на душу — видеть, как Скотланд-Ярд ревностно исполняет свой долг и идет по следу преступника, куда бы ни вел его этот след.

— Не вижу никаких оснований для сарказма, — обиженно сказал Лестрейд.

— Что-то вы очень обидчивы сегодня. Должно быть, вас что-то вывело из себя?

— Если вам не известно, что здесь случилось, значит, вы просто не читали утренних газет, — отрезал Лестрейд.

— И в самом деле, не читал.

Полицейский повернулся ко мне, чтобы поприветствовать.

— Доктор Ватсон! Что-то давненько нас не сводила судьба.

— Даже очень давно, инспектор, надеюсь, что у вас все в порядке?

— Замучил прострел в поясницу. Но ничего, как-нибудь перетерплю, — пожаловался Лестрейд.

Затем мрачно добавил:

— По крайней мере до тех пор, пока не увижу, как этот садист из Уайтчапеля будет болтаться на виселице.

— Что, опять какие-то дела Потрошителя? — резко спросил Холмс.

— Разумеется. Пятое убийство, мистер Холмс. Вы наверняка читали о нем. Хотя я что-то не припоминаю, чтобы вы предлагали Скотланд-Ярду свою помощь в расследовании этого дела.

Холмс даже не стал парировать выпад. Он посмотрел на меня горящими глазами.

— Мы все ближе к сути дела, Ватсон.

— О чем это вы там говорите? — спросил Лестрейд.

— Вы сказали — пятое убийство, инспектор? Вы, наверное, имели в виду, что это — пятое убийство, о котором стало известно?

— Стало известно или нет, Холмс…

— Я просто хотел сказать, что нет никакой уверенности, что их было пять. Вы нашли трупы пяти жертв Потрошителя. Остальные, вероятно, разрезаны на куски и запрятаны более основательно.

— Веселенькая идейка, — пробормотал Лестрейд.

— Можно взглянуть на труп этой «пятой» жертвы?

— Он лежит там, внутри. О, простите, я не представил. Это доктор Мюррей. Он здесь главный.

Доктор Мюррей был хил и очень бледен лидом. Он, казалось, излучал спокойствие, что сразу расположило меня к нему. Такое спокойствие часто встречаешь в тех людях, которым по роду занятий приходится подолгу быть в окружении мертвых.

В ответ на представление Лестрейда он поклонился и сказал:

— Я действительно заведую этим моргом, но предпочел бы сохраниться в памяти потомков и как директор приюта для бедных. Там, в приюте, я могу хотя бы кому-то помочь. А тем несчастным, которые поступают сюда, уже ничто не поможет.

— Ничего, это мы еще поглядим. Негодяй ответит за все! — прервал его Лестрейд и повел нас к дверям.

В нос нам ударил сильный запах фенола, столь хорошо знакомый мне со времен пребывания на службе Ее Величеству в Индии. Помещение, в которое мы вошли, наглядно свидетельствовало, насколько мало люди заботятся о сохранении достоинства мертвых. Это, собственно, была даже и не комната, а, скорее, длинный, широкий коридор, на стены и потолок которого не пожалели извести. По одну сторону, во всю длину стены тянулось некоторое возвышение из досок, на котором стояли грубо сколоченные деревянные столы — на определенном расстоянии друг от друга. Добрая половина этих столов была занята недвижными телами, с головой закрытыми простынями. Однако Лестрейд повел нас не к этой, а к противоположной стене.

Там было еще одно возвышение, на нем — стол, а на столе — покрытые простыней человеческие останки. Можно было догадываться, что над этим столом следовало бы повесить табличку — «Новое поступление».

— Энни Чэпмен, — мрачно сказал Лестрейд. — Последняя жертва убийцы.

С этими словами он откинул простыню.

Когда речь заходила о преступлениях, едва ли был человек более деловитый и бесстрастный, чем Холмс; но в этот раз и на его лице появилось выражение сострадания. Должен был признаться, что и мне тоже стало не по себе, хотя я навидался смертей — и в постели, и на поле брани. Эта девушка была истерзана так, как будто побывала в лапах хищного зверя. Но, к удивлению моему, сострадание на лице Холмса сменилось чем-то вроде разочарования.

— А лицо-то у нее вовсе не порезано, — пробормотал он, и это прозвучало чуть ли не как упрек.

— Потрошитель обыкновенно не трогает лиц своих жертв, — сказал Лестрейд. — Он ограничивается более интимными областями тела.

Холмс уже обрел свою выдержку и холодную рассудительность. Теперь он был готов, не моргнув глазом, наблюдать даже вскрытие. Он коснулся моей руки.

— Обратите внимание, с каким искусством была проведена вся эта ужасная работа, Ватсон. Все это подтверждает то, что мы прочитали в газетах. Этот негодяй орудует своим ножом вовсе не как на душу бог положит.

Инспектор Лестрейд хмуро поглядел на тело.