Девять месяцев

Я сделала глоток кофе и стала рассказывать Эйджею о поисках Тома, а он слушал и сочувственно кивал. Я добавила, что Маркусу посоветовали найти кого-то, у кого есть знакомые в Бомбее, и попросить их помочь.

Эйджей откинулся на стуле и посмотрел на кухню, где Мэгги протирала тряпкой столы. Он улыбнулся мне, сцепив руки на затылке, и сказал добродушно:

— Кажется, я знаю, что надо делать.

Эйджей объяснил, что его двоюродный брат — англо-азиатский священник, он живет в католическом квартале Бомбея, работает с местной Армией спасения и часто помогает разыскивать людей.

— Я позвоню ему сегодня и попрошу порасспрашивать о Томе. Это займет какое-то время, потому что есть много мест, куда Том может ходить, а у Питера много дел, он очень занятой человек, но я знаю, что он поможет, если попросить.

— Правда? Ты меня очень обяжешь. — Я была так счастлива, что даже не знала, как его благодарить.

Эйджей серьезно посмотрел на меня:

— Холли, в нашей культуре помочь другой семье не означает оказать услугу, это обязанность и честь.

Неделю спустя Фиона с Маркусом зашли ко мне, чтобы завершить обустройство детской.

Все утро мы проговорили о ребенке, о том, на кого он будет похож, хорошо ли он будет спать, а также где же сейчас может быть Том. Эйджей позвонил и сказал, что Питер уже начал искать Тома, но пока безрезультатно. Он обошел много мест и был уверен, что со дня на день нападет на его след.

Пока мы разговаривали, Маркус закончил красить дверцу шкафа. Фиона сидела на диване в гостиной и обрабатывала край стеганого одеяла, подходящего по цвету к занавескам. Я готовила им воскресный обед и бегала взад-вперед между кухней и детской, проверяя, не нужна ли Маркусу какая-нибудь помощь.

Я остановилась в дверях, любуясь перевоплощением комнаты.

— Фантастика!

Стены были теперь выкрашены в солнечно-желтый цвет, а по центральной части стены Маркус изобразил животных, хороводом опоясывающих всю комнату. Он сделал два шкафа, с дверцами вишневого цвета, и установил их в дальнем углу комнаты. Над кроваткой висели фигурки филина и кошечки, а на окнах — занавески в тон стенам и дверцам шкафа. На одной стене Маркус даже повесил несколько полок, и я уже рассадила на них всех плюшевых мишек, которых купили мне друзья, детские туалетные принадлежности, от которых в комнате воцарился характерный аромат детской.

Маркус разогнулся, докрасив последний участок шкафа.

— Думаю, мы почти закончили. Как дела у Фионы? — спросил он, опуская кисть в банку с раствором.

— Мне кажется, она тоже заканчивает, — ответила я. — Как раз вовремя: обед будет готов через десять минут.

— Замечательно, пахнет очень вкусно. Мне как раз хватит времени, чтобы умыться и убрать инструменты. — Он обернулся к столу, на котором оставил дрель, и потянулся за ней. Выпрямившись, он вдруг вздрогнул от боли и выронил дрель из рук.

— Маркус, что с тобой? — я бросилась к нему.

Он согнулся и, тяжело дыша, приложил руку к груди.

— Все в порядке, дорогая, у меня такое уже было. Приступ боли. Может, просто изжога от индийского блюда, которое вчера готовил Саймон. Там было больше чили, чем курицы. Я никогда еще не видел у Элис таких румяных щек. — Он шутил, но что-то в его лице подсказывало мне, что ему не до смеха.

— Я позову Фиону.

— Нет, нет, она только зря распереживается. Не волнуйся, через минуту все пройдет.

Он неподвижно стоял в той же позе.

— Почему бы тебе не присесть? — настаивала я. — Я могу принести стакан воды, еще у меня есть средство против изжоги.

Я подвинула ему мягкий пуф и помогла сесть, потом побежала в ванную. Налила воды и достала свою гигантскую бутылку с лекарством. Когда я вернулась в комнату, Маркус сидел согнувшись. Я присела на корточки рядом с ним и заглянула в лицо. Оно было пепельно-серым, на лбу выступил пот.

— Маркус, я думаю, лучше позвать Фиону, ты не очень хорошо выглядишь, — сказала я ласково, ставя стакан и бутылку у его ног.

Я боялась, что он запротестует, но он просто кивнул, все еще прижимая руку к груди. Казалось, ему слишком больно, чтобы разговаривать.

Фиона подняла голову, когда я влетела в комнату, и сразу догадалась, что что-то не так.

— Думаю, тебе лучше пойти взглянуть на Маркуса, ему нехорошо, — сказала я, стараясь оставаться спокойной. Она отложила шитье и пошла за мной в детскую.

Когда мы вошли, Маркус стоял на коленях на полу комнаты. Фиона подбежала к нему:

— Дорогой, что с тобой?

— Сердце... и рука, — прошептал он еле слышно.

Я побежала в гостиную к телефону и набрала 999; мои руки так тряслись, что я еле держала трубку у уха.

Вызвав «скорую», я сразу вернулась в детскую. Фиона сидела возле Маркуса, который тихо стонал. Она гладила его по спине, и просила расслабиться, и говорила, что все будет хорошо.

Я нетерпеливо ходила по комнате от окна к стене и обратно, как будто меня привязали резиновым шнуром. При этом я то и дело смотрела в окно, но улица была пуста. Прошло пять или шесть минут, и во двор въехала машина «скорой помощи». У меня все похолодело внутри оттого, что они прибыли так быстро, как будто были уверены, что ситуация очень серьезная.