Из-за кулис выскочили два ассистента Андрея в белых халатах. Андрей держал над головой Павла огромную стеклянную воронку, ассистенты, взобравшись на табуреты, одновременно стали медленно лить в нее содержимое бутылей.
Каждый в зале, конечно, знал, что при подобном соединении должны получиться вода и соль. Да и как не получиться воде, если в бутылях, кроме нее, ничего нет, а надписи — лишь для игры воображения.
Павел отфыркивается.
— И это еще не все! — не унимается Андрей. — Ты должен до подошв пропитаться химией.
Павел с сожалением оглядел свою гимнастерку.
— Пей! — протянул ему неумолимый посвятитель небольшую бутыль с надписью «BaSO4». В бутыли — молоко, и, ко всеобщему удовольствию, Павел залпом выпивает предполагаемый «BaSO4» под энергичное пение ассистентами гимна химиков.
Пели они на мотив марша авиаторов «Все выше, выше и выше» и старались при этом вовсю.
— Иди, химик! — величественно разрешает Андрей Павлу и, обращаясь к залу, объявляет: — А теперь, о мудрые химики, мы проведем смотр талантов нового пополнения под лозунгом «Кто во что горазд».
Оказывается, у Нельки Прозоровской приятный голосок, и она пропела «Подмосковные вечера». Директор Бродвея, лихо отбарабанив на пианино новую вещь какого-то Бинга Кросби, картинно откланялся.
Саша — кто бы подумал об этой тихоне! — неожиданно проявила талант художественного… свиста. Ее даже вызывали на «бис».
«Только я одна бесталанная», — сокрушенно думает Лешка.
Она сидит во втором ряду у прохода, рядом с ней одно место свободно: Саша ушла на сцену.
— Можно? — нагибаясь, тихо спрашивает Игорь Сергеевич, и Лешка, от неожиданности онемев, молча кивает головой.
Он сел.
— Понравилось?
И вдруг Лешка поняла. Вытаращив зеленоватые глаза, спросила:
— Это вы… стариком были?
Он беззвучно рассмеялся:
— Сдаюсь, товарищ Юрасова. Разоблачен.
Лешка поражена: запомнил фамилию!
После окончания импровизированного концерта они вместе вышли на улицу. Лешка оглядывается — где же Саша? Но та промелькнула впереди и исчезла.
Южное небо, усеянное звездами, кажется особенно высоким. От реки тянет осенней прохладой. Утомленно светят неоновые рекламы на высоких зданиях. У Лешки так хорошо на душе. Игорь Сергеевич просто, дружески расспрашивает ее: нравится ли химфак, как занимается, откуда приехала. Она охотно отвечает, не чувствуя стеснения.
— Вы поэзию любите? — спрашивает он.
— Да как же ее можно не любить? — удивленно восклицает Лешка. — Очень-преочень!
— Тогда будете химиком, — шутит Багрянцев.
— А какое ваше любимое стихотворение? — осмелев, задает вопрос Лешка. Они подходят к скверу, у входа матовыми ландышами горят фонари. Игорь Сергеевич приостанавливается. Тень от дерева ложится на его лицо.
«Несбывшееся — воплотить!» — шепчет Лешка и доверчиво, как близкому человеку, признается:
— Я в десятом классе мечтала… выпрямить ось Земли, чтобы везде всегда была весна!
Он смотрит на нее как-то чудно, ей видны его косоватого разреза глаза. Лешке становится неловко и от этого взгляда и оттого, что разболталась, как девчонка.
— Ну, мне на десятку! — скороговоркой бросает она. — Спокойной ночи! — И вприпрыжку бежит к трамваю.
НОВЫЕ ПОДРУГИ
Когда Лешка вошла в свою комнату в общежитии, все ее подруги были уже в сборе. Саша Захарова, сидя на кровати и подоткнув под себя одеяло, перелистывала книгу «Техника экспериментальных работ». Нелли Прозоровская перед зеркалом мазала лицо кремом.
Четвертая обитательница комнаты — Зоя Стебелькова, студентка последнего курса исторического факультета, по своему обыкновению, методично вышагивая от гардероба к окну и обратно, говорила:
— Мне что в Кубе нравится? Молодость! Фиделю — тридцать четыре года, министру просвещения — двадцать три, начальнику народного ополчения — девятнадцать.
У Зои безупречно правильные черты лица, изумительный цвет кожи, светлые длинные косы толсты и пушисты. Зоя рассудительна и немного… старообразна. На шляпе она носит вуалетку, шерстяная кофта ее длиннее, чем надо. Ее очень ясно представляешь учительницей в классе. И почему-то с платком на плечах.
«Интересно, а получилась бы учительница из меня? — думает Лешка. — Я люблю детей, лажу с ними… Это так привлекательно: день за днем растить человека… Но у меня все же не хватило бы выдержки, терпения».
Лешка увидела на столе письмо от Виктора — наверное, Саша из университета принесла, — и сердце у нее тревожно и радостно екнуло. Что он написал? Но сейчас при всех ей не хотелось читать. Она спрятала письмо под подушку.
Нелли, продолжая наносить на лицо крем, вдруг прыснула от смеха.