Девять дней в июле (сборник)

У Герби закружилась голова – ей показалось, что внутри нее вдруг появился, делая тело совсем невесомым, наполненный воздухом пузырь на манер тех, которые есть у рыб. Иногда они с Лизой отмывали их от слизи и крови, когда бабушка готовила уху и потрошила бычков или морских окуней, а потом сравнивали радужные отсветы на тонких, эластичных стенках с рутиловой сеточкой в окатыше горного хрусталя, удивляясь – как много внешнего сходства может быть между совершенно разными вещами.

«Еще чуть-чуть – и я улечу или уплыву», – подумала Герби, чувствуя, как учащенно начинает биться ее сердечко, хотя никуда она не бежала, а просто тихонько лежала под черешней в саду. А улитки тем временем, ошарашенно постояв друг против друга, будто не веря в свою удачу, сблизились, наконец, слиплись телами, и сладкие волны пошли по ним одна за другой. Герби подумала, что у людей все это происходит намного быстрее (они с Лизой не раз подглядывали за парочками на пляже) и уж верно – куда болезненнее (как уверяли некоторые девочки из нижнего пансионата).

Улитки между тем ощупывали друг друга усиками, потом упали, плотно прижавшись, – замерли. «Пора!» – решила Герби и, захлопнув дверь домика, вывела за калитку Лизин велосипед. Его нашли спрятанным в кустах на Маяке уже после того, как Лиза пропала, и милиция нехотя, больше для проформы, обыскивала побережье. В принципе, Герби была с милицией согласна – никакого «тела» найти не представлялось возможным, потому что еще до исчезновения сестра рассказывала ей иногда – КАК это произойдет и КАК это уже случалось с другими, например с предком одного поэта, которого забрали в свою страну феи. Кажется, однажды, гуляя по лесу, он заметил белую лошадь удивительной красоты. С тех пор его никто не видел. Но он не умер – просто стал другим – нашел то заколдованное место, попадая в которое любой предмет и любой человек теряют свою тень. Герби же для того, чтобы начать превращение, просто нужно вернуться туда, где Лиза спрятала велосипед и откуда пошла пешком. А значит – вперед – к морю, разматывая на лету спираль городских улочек, пусть бьет в глаза солнце, ветер раздувает волосы, и тело утрачивает постепенно привычные для него ощущения, разучивая первые такты совершенно нового состояния.

Герби почти и не крутила педали, пока спускалась на нижнее шоссе, после которого – только камни, можжевельник и море. Там она повернула налево – два ярких солнца в каждом колесе – и по серому асфальту покатила за город, в сторону Маяка, мимо сидящих на поребрике туристов, мусорных баков на колесиках и заколдованных скал. Туда, где они с Лизой хоронили выброшенных прибоем мертвых дельфинят.

Вернее, не хоронили, а оживляли, потому что Лиза говорила, что, если все сделать правильно – так оно и будет, то есть будет не так, как считают взрослые, а гораздо лучше. За лето сестры обычно находили 3–4 дельфиненка, погибших под винтами кораблей или поранившихся о сети. Они осторожно заворачивали несчастных в пакет и несли с собой… «Бухта радости» – называла Лиза их тайное место, хотя никто из посторонних, заплывающих сюда время от времени в погоне за дивными синими рыбами, с нею бы не согласился. Уж слишком насупленно смотрели замыкающие бухту скалы, а рисунок залегания горных пластов, смятый в причудливый узор, навсегда запечатлел родовую гримасу вулканических схваток, в которых появился на свет божий этот пейзаж. И что-то трудноуловимое настораживало в звуке здешнего эха. Дело было не только в природном резонаторе нависших над песчаной отмелью скал. Глухие, с чавкающим призвуком шлепки волн о камни и гулкое уханье забытого здесь давным-давно ржавого буя-поплавка, лязганье его цепи… Словно существовал – непонятно зачем – единый звуковой тоннель, связавший еще влажные утробы раковин, едва оставленные моллюском, норы ласточек чуть выше по побережью и трюмы затонувших кораблей, которыми, если верить рассказам местных жителей, во все эпохи мореходства были богаты воды вокруг Маяка. Наверное, так могло бы звучать – реши оно оставить в дневном мире хоть какой-то след своего присутствия – другое, слоистое и медленно ползущее время, где вполне реальны и Аониды, о которых Герби даже не подозревала, и Цербер, охраняющий вход в подземный Аид.