Естественно, любители теорий заговора моментально объявили хуторянина «лесным братом» и с подозрением смотрели в сторону возчика: а не был ли он причастен к гибели туристов, но как раз тут все довольно прозрачно. «Забавный дед», как несколько свысока определил его студент УПИ Юрий Юдин, довольно логично тут же отметив, что после 1953 года стали выпускать тех, кого раньше хватали как попало. Правда, потом подумал и абзац про 1953 г. перечеркнул. Тоже показательно. Испугался даже в 1959 году, даже в дневнике?
В общем, приехал Юдин на 41 участок в скверном состоянии духа и, как потом выяснилось, с воспалением седалищного нерва. Однако об этом в дневнике он не упоминает. Про газету с лотереей пишет, а про то, что из-за боли практически не может идти в поход — нет. Не странно? Вообще-то по логике именно он должен был у себя отметить этот прискорбный факт.
Все дятловцы пишут про яркую личность Николая Огнева, рабочего 41 участка. Сильное впечатление, как мы видим, он произвел на девушек, особенно на Люду Дубинину. Огнев сподвиг ее на мысли о том, что взрослые ребята гораздо интереснее сверстников, а те, кто работают — взрослее и умнее студентов. Тоже забавно, если учесть, что разница у них всего 2–3 года, но в том возрасте это существенно. Да вот странно опять: ребята на два-три года старше кажутся умнее и интереснее, а поживший мужчина Золотарев, старше ее чуть не вдвое — нет. Про него больше ни слова. Золотарев становится невидимкой. В отличие от Огнева, о котором пишут много и охотно.
Николай Огнев, 1931 г. р., геолог и романтик — совершенно неожиданно тоже оказывается весьма странной личностью. Вот, что о нем пишет геолог Александр Виноградов:
«Однажды Васильевы мне сказали, что на одной из баз уральских геологов брошен старый токарный станок — тогда это был большой дефицит. Я связался с экспедицией, и мне прислали тракториста для поездки туда. Тракторист оказался Огнев Коля — плотный рыжий малый, заядлый картёжник, которого я знал и в Саранпауле. Был это почти местный кадр из кооперации. Одно время он возглавлял участок в п. Хурумпауль по выжиганию негашёной извести из известнякового камня, и довёл её себестоимость до двойной цены сахарного песка. Справедливости ради надо отметить, что это была не только его „заслуга“ — зимой иногда камень приходилось возить на оленьих нартах за 150 км.
Вечерами он садился играть со мной в карты — вечером делать там было абсолютно нечего. При свете керосиновой лампы мы играли в преферанс, покер, очко. Он всегда пытался выиграть, так как точно знал, что я всегда отдам проигрыш. Однако в конце концов он проиграл мне очень большую сумму, и несколько лет потом обещал отдать, но так и не отдал.»
Как-то не вяжется это жульничество («карточный долг — долг чести!») с тем впечатлением, которое «Борода» произвел на ребят из группы Дятлова. Но в жизни всякое бывает. Хотя девушки, надо отметить, моментально начали с ним кокетничать, стремясь, в свою очередь, произвести впечатление. Тем более, что у каждой из них была своя причина искать некоего утешения (в исключительно платоническом смысле!) от сердечных ран, и внимание крепких взрослых ребят, гостеприимных гитаристов и, судя по фотографиям, довольно симпатичных, девушкам конечно же льстило. Настолько льстило, что группа задерживается в поселке еще на один день. Поход-то по сути еще и не начинался, а заканчивается уже четвертый день с момента выезда из Свердловска. Впрочем, пока что все идет по плану, и график так или иначе соблюдается.
Романтические настроения девушек, дважды спевших про «Глаза такие синие», подогреваются не только вниманием молодых рабочих, но и отношениями внутри группы.
Ситуация с варежками.