Девять десятых судьбы

- Вы думаете, что мы можем с ними наступать? А я боюсь, чтобы они на нас не наступили!

VII

В течение трех часов Шахов искал свой отряд в окрестностях Царского Села и не нашел не только никаких следов отряда, но не узнал даже, в какой стороне его нужно искать.

На станции ему сообщили, что какие-то красногвардейцы были в Царском Селе два часа назад и, едва прибыв, выступили по направлению к фронту; оставалось искать фронт.

Он шел вдоль красных игрушечных домиков, по направлению к царскосельскому парку, и до самого дворца, в левом крыле которого помещался совет, не встретил ни одного человека. Совет был заперт; солдат, бродивший вокруг здания, держа руки в карманах штанов, подозрительно щурясь, осмотрел его с головы до ног.

- Совет уехал два дня назад, - сказал он.

- Здесь не проходил красногвардейский отряд Смольнинского района?

- А шут его знает, какого он района! Мало тут отрядов проходит!

- А в какую сторону проходили отряды?

- Ясное дело в какую сторону! К фронту.

- А фронт где?

- Фронт, фронт! - пробормотал солдат, - а шут его знает, где фронт? Я, что ли, должен знать, где фронт?

Он без всякой причины ругнул Шахова по-матери и снова принялся мерным шагом ходить вокруг пустого здания, засунув руки в широкие солдатские штаны.

Шахов пошел было дальше, вдоль парка, но тут же повернул обратно и решил возвратиться на станцию.

- Да, чорт возьми, ни отряда, ни казаков, ни фронта. Ничего понять нельзя!

Минут пятнадцать он шел по грязной дороге (тонкий осенний лед хрустя, раскалывался в колее под его ногами), попрежнему нигде не встречая никаких признаков жизни; не только фронта, но и тыловых сооружений не было видно на версту кругом.

И вдруг навстречу ему, не то из-за вымокших берез справа, не то из-за разбитой сторожки - слева, коротко ударил винтовочный выстрел.

Шахов бросился в сторону, прилег к земле.

Сейчас же вторая и третья пуля просвистели неподалеку от него, взрывая маленькие ямки в чахлом дерне на краю дороги.

В небольшом лесу, на поляне, скрытой за низким кустарником, вокруг потухшего костра, сидели трое солдат и все трое с любопытством следили за Шаховым.

Шахов медленно поднялся и засунул правую руку за спину; за спиной на полотняном солдатском ремне болтался у него кольт.

- "Итти назад? Бежать? Нет, не бежать... Пристрелят..."

Он опустил руку и пошел прямо к лесу.

Три винтовки поднялись, ударились прикладами в плечи и уставились в одну точку.

- Это вы по мне, что ли, стреляли, товарищи?

- По тебе, сукин сын... - обидчиво возразил один из солдат, - да на тебя, если по правде сказать, патрона жалко.

- Мы не по вас, товарищ, а по зайчикам, - вежливо объяснил другой.

- По каким зайчикам?

- По обыкновенно каким. Которых жрать можно.

Шахов рассмеялся и сел у костра.

- Смеется, стерва, - сердито сказал обидчивый солдат, - мы тут второй день сидим не жрамши, а он....... смеется.

- Вы что же тут поделываете, товарищи?

- Онамизмом занимаемся, - деловито сказал вежливый солдат.

Шахов посмотрел на него, - он был очень серьезен.

- А фронт отсюда далеко?

В ту самую минуту, как он задавал этот вопрос, в четырех верстах от Царского, в деревне Перелесино, уже стояли казаки третьего конного корпуса.

Батальон Царскосельского полка, не открывая огня, пытался преградить им путь.

После нескольких минут колебания казаками был открыт артиллерийский огонь из трех батарей, головные сотни, обойдя батальон, стали входить в Царское Село, и первые выстрелы конных орудий донеслись до поредевшего леска по царскосельской дороге.

Сердитый солдат прислушался и покачал головой.

- А вот тебе и фронт! - сказал он, медленно поднимаясь.

- А вот тебе и фронт, дорогой товарищ!

VIII

В течение двух дней красногвардейские и матросские отряды, которых никто не снабжал ни хлебом, ни патронами, у которых не было никакого плана, бродили между Петроградом и Царским Селом.

Эти отряды, бесцельно переходившие с места на место, сталкиваясь, расходясь и снова сталкиваясь в пригородных деревнях, мало-по-малу замешивались, стягивались, густели.

Первые же выстрелы гражданской войны довершили дело: они были магнитом, в одно мгновение притянувшим к себе металлическую пыль революции.

Военно-Революционному Комитету в два дня удалось овладеть беспорядочным движением красногвардейских отрядов, опытных в войне городской и беспомощных в войне позиционной.

В понедельник тридцатого полевой штаб уже руководил общим направлением революционных войск, дисциплина выросла сама, как вырастает в несколько минут дерево факира, беспорядочная толпа превратилась в армию, и солдаты этой армии получили, наконец, свое место на позициях, свою винтовку в руки и своего врага, которого каждый мог без труда увидеть невооруженным глазом. У них было мало патронов, мало винтовок, мало хлеба; они были слабее противника; у них было только одно преимущество перед ним: решительный выбор между победой и смертью.

Пулковский полевой штаб помещался в одноэтажном деревянном доме, в огромной пустой комнате, перегороженной невысоким барьером.

На полу, подостлав под себя грязные шинели, подбросив под головы свои патронташи, спали в повалку люди.